Именно в Пакистане Шебаршин стал впервые получать чужие совершенно секретные документы, делая снимки или обычной «Экзактой», или специальными, приспособленными для особых условий «Алычой» и «Гранитником». Плёнки закладывались в тайничок, оборудованный в старой кирпичной кладке, и забирались оттуда курьером. В этот период Шебаршин не имел почтовой и телеграфной связи с резидентурой в Карачи.
А главное, как считал Леонид Владимирович, — именно в Пакистане после удач, чередующихся с печальными срывами, в нём окрепла уверенность, что он может быть разведчиком, что эта профессия ему по душе и по плечу…
В июне 1968 года Шебаршин вернулся в Москву, а незадолго перед этим стал свидетелем такого важного события, как визит в Пакистан председателя Совета министров СССР А. Н. Косыгина. Переводчиком при Алексее Николаевиче был В. М. Суходрев — человек известный: ему довелось работать со всеми советскими руководителями послевоенной эпохи. А Шебаршин тогда выполнял роль дублёра — переводчика от посольства.
Косыгин прилетел больным — где-то простудился, и, когда пришёл черёд посещения крупной текстильной фабрики, у него поднялась температура. Помощник премьера обратился за помощью к Стукалину:
— Виктор Фёдорович, отговорите Алексея Николаевича от поездки. В таком состоянии надо лежать в постели.
Стукалин попытался было это сделать, но Косыгин был твёрд:
— Надо ехать.
И действительно, на фабрике для такого крупного специалиста в текстильной отрасли, каким был Косыгин, было много интересного. Как правило, всё связанное с переработкой хлопка и производством хлопковых изделий на ведущих предприятиях Пакистана находилось на высоте. К тому же рабочие фабрики устроили советскому премьеру восторженный приём.
Косыгин остался доволен и, несмотря на недомогание, стойко перенёс невероятную духоту, пыль и грохот текстильного производства. Наверное, помогло то, что он почувствовал себя на фабрике в родной стихии.
В тот же день Косыгин выступал перед большой аудиторией, собравшейся прямо на улице. На встрече с ним присутствовало примерно две тысячи человек. Чтобы защитить собравшихся от беспощадного солнца, хозяева соорудили навесной шатёр. В руках у Косыгина, когда он выступал, был крохотный листок с перечнем вопросов, которых премьер касался. При этом говорил он, как всегда, блестяще, хотя в некоторых местах речь казалась суховатой.
В первом ряду, под навесом, сидел американский консул. Он же, как хорошо было известно нашим дипломатам и работникам спецслужб, являлся и резидентом разведки США. По национальности резидент был поляком, очень неплохо знал русский язык. В руках он держал диктофон. Когда говорил Косыгин, американец включал диктофон, когда шёл перевод Суходрева — выключал: очевидно, предпочитал иметь дело только с оригиналом выступления.
Когда встреча закончилась, он подошёл к Стукалину:
— Виктор, у вас отличный премьер!
— Генри, когда вам понадобится отличный президент, скажите — мы поможем!
Американец засмеялся.
Шебаршин был очевидцем этого короткого диалога.
Перед возвращением в Москву А. Н. Косыгин выступил в Генеральном консульстве в Карачи перед советскими дипломатами и журналистами, руководящими работниками загранучреждений:
«Сделан — не преувеличиваю — новый шаг на пути развития делового сотрудничества и взаимопонимания. Пакистан повернулся к нам лицом. Военный режим и участие Пакистана в военном блоке СЕАТО не является помехой для сотрудничества с этой страной. Айюб-хан — трезвый политик и не стремится покорно следовать во всём указаниям из Вашингтона. Определённый прагматизм должны проявить и мы.
Советское руководство дорожит характером отношений, складывающихся с Исламабадом. Конечно, не по всем аспектам сотрудничества позиции обоих государств совпадают. Важно другое — налицо стремление Советского Союза и Пакистана сохранить и упрочить мир в этом районе земного шара. Мы сотрудничаем с Пакистаном, оказывая ему техническое содействие в развитии нефтяной промышленности и энергетики. Отмечаю: Пакистан — надёжный торгово-экономический партнёр, расплачивается аккуратно и в сроки.
К сожалению, не все дружественные нам государства поступают так, как сеатовский Пакистан. Наглядный пример тому — Индия, долги которой по кредитам и другим видам нашей экономической помощи растут и растут. Затягивая расплаты по долгам, Индия вместе с тем настаивает на новых советских вливаниях в свою экономику и ревниво относится к набирающему силу деловому сотрудничеству с Пакистаном…»[9]
Эту характеристику, отражающую положение дел и особенности нашей политики в регионе, Шебаршин не раз вспоминал в последующие годы…
Ну а когда командировка Леонида Владимировича закончилась, он записал в своих блокнотах: «Я люблю Пакистан и могу со спокойной совестью сказать, что никогда не сделал ничего, что нанесло бы ущерб этой стране. В добрых же отношениях между нашими народами есть частица и моих усилий».
Наверное, в этом и заключается главная награда человеку, завершившему очередную нелёгкую вахту за рубежом.
В СТРАНЕ ЧУДЕС: МИФЫ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ
Мрачная тень войны преследует Шебаршина. Она неизбежно создаёт в работе разведчика, которая и без того мирной не бывает, дополнительные трудности, усиливает напряжение и обостряет угрозы, с которыми приходится постоянно сталкиваться.
Если во время Второй индо-пакистанской войны Леонид Владимирович находился на территории Пакистана, то очередной вооружённый конфликт между двумя азиатскими странами — так называемую Третью индо-пакистанскую войну — он встретил, можно сказать, по другую сторону фронта, в Индии. В череде жестоких столкновений между Индией и Пакистаном война 1971 года оказалась самой масштабной и кровопролитной.
…Перед командировкой в Индию у Шебаршина — три года передышки в оперативной работе. Из них год он проводит на курсах усовершенствования — УСО. Курсы — важная ступенька служебной лестницы, а учёба не доставляет ему особых трудностей. «Честно говоря, — пишет Шебаршин, — мы отдыхаем, много читаем, готовимся к дальнейшим трудам».
Пока наш герой и его товарищи по службе в непринуждённой обстановке готовят себя к новому этапу нелёгкой работы, возьмём на заметку некоторые детали, связанные с биографией Леонида Владимировича этого периода.
Во-первых, отметим, что у Шебаршина появляется новое увлечение — стрельба из пистолета в тире. Невольно вспоминается известное чеховское высказывание: «Если в первом акте на стене висит ружьё, то в последнем оно обязательно выстрелит». Биография Шебаршина подталкивает к мысли, что человеческие драмы в жизни и на сцене часто развиваются по одним и тем же законам. И в реальной действительности, и в театральном действе безобидные на первый взгляд явления нередко влекут за собой роковые последствия.
