— А что думать? Я ведь ничего такого даже не подозревала. Что за невезенье такое! За что меня так?
— В том-то и дело, милая, что это не просто невезуха. Это хуже: кто-то тебя крепко невзлюбил. Прямо со свету сживает.
— Да кому я нужна? — От нелепого предположения Тамара даже повеселела. — Зачем? Чепуха. Это, наверное, тот мерзавец из редакции. Счеты сводит. А Глебский — скользкий. Его любой как хочет, так и понимает.
— Погоди. Ты еще не понимаешь, — отводя глаза, опять напугала ее Надя. От всей ее тугой большой фигуры веяло тревогой. — Ты подумай. Возьми себя в руки и подумай. Ладно, допустим, в журнале наврали. Пусть им никто не звонил, и они все выдумали со зла, чтобы отомстить. Но у политологов все точно. Им звонили!
Панкратова, плохо соображавшая из-за обрушившихся напастей, не понимала, что встревожило подругу:
— Ну звонили. Да. И что с того, что звонили?
— Так. Ну-ка быстренько перестала ныть и пошла в ванную. Умойся. Лицо — холодной водой, а руки — очень горячей, — скомандовала Кузнецова, и Панкратова послушалась.
Когда она вернулась на кухню и закурила, с покорной выжидательностью глядя на подругу, та объяснила:
— Откуда эта «доброжелательница» узнала, куда я тебя устроила? Ну кто знал, где ты работаешь после журнала? Ты кому-то говорила?
— Нет. Да мне и некому.
— И я. Значит?
— Значит? — туповато повторила Тамара.
— Значит, кто-то за тобой следит! А следить — это не просто поднять трубку и позлословить от нечего делать. Для этого надо очень сильно ненавидеть. Или иметь от этого достаточную выгоду.
Панкратова сидела, безвольно сложив руки на коленях. Она даже и не пыталась что-то обдумывать. Давно поняла: быстрая реакция на сложности — не ее стихия. Неожиданности вгоняли ее в столбняк.
Родители Тамары были геологами. Большую часть года они работали в диких местах на Севере, а жили в маленьком поселке за Полярным кругом. Там не то что школы, даже детского врача не имелось. Родственников на материке, как северяне называют все, что не Север, которые бы опекали их дочь, у Панкратовых не было. И они пристроили Тамару в интернат. Тот же детдом, с той лишь разницей, что в нем содержали не явных сирот, а детей живых пьяниц и слишком трудолюбивых родителей.
С папой и мамой Тамара виделась только во время их отпусков. Колесила с ними по курортным местам. Отпуска были длинными, обильными на покупки и развлечения, но редкими. К восьмому классу, когда родители погибли на трудовом посту и Тамару привели в детдом, она уже привыкла, что ее жизнью распоряжаются чужие люди.
Она отлично училась, умела думать и работать. А вот самостоятельно приспосабливаться не могла. Ведь чтобы принять решение в резко изменившихся условиях, когда старые правила отменены, а новых еще нет, ума и добросовестности мало. Нужно чутье. Нужно считать себя вправе формулировать собственные правила.
Кузнецова — такая. Единственный боготворимый всем семейством московский ребенок, Надежда, в отличие от Тамары, с пеленок привыкала быть самой важной. И не только для других, но и — что существеннее — для себя самой. Когда случай свел девушек в пединституте, Надежда взяла над Тамарой шефство, как над младшей сестренкой — более красивой и старательной, но менее ухватистой.
Однако на сей раз ситуация выдалась такой, что Кузнецова сама не знала, что да как. Но не унывала.
— Да, понять, в чем тут дело, можно только одним способом: раскопать все с самого начала, — подумав, высказалась Кузнецова.
В ее глазах мерцали любопытство и решимость. Тамара знала, чем это для нее чревато. Подруга теперь начнет контролировать каждый ее шаг и не успокоится до тех пор, пока все не выяснит. И не уверится, что развитие событий повернуто в благоприятное русло. Так уже было, когда бедовый муженек Панкратовой рискнул пуститься в коммерцию. Тамара тогда растерялась, и Кузнецова сама назначила себя полпредом ее интересов. Благодаря ей Панкратова с дочкой заимели и сохранили однокомнатную квартиру. Когда муж убедился, что «МММ» — именно то, что ему говорила жена, то Тамара с дочерью сохранили крышу над головой. Потом Панкратова уже сама выгнала начавшего запивать супруга, но это было позже, когда она смогла освоиться в новой обстановке.
Сейчас тучи сгустились вновь, и Кузнецова засучивала рукава, чтобы помочь чужой судьбе. Панкратовой оставалось смириться. Вот она и сидела, терпеливо ожидая указаний.
— Как ни крути, а все началось с твоего Глебского. Пусть он лодырь, но ведь не дурак! Ты за него тянула всю работу. Благодаря тебе весь «Снабсбыт» держался на плаву. С чего им приспичило рубить сук, на котором они столько лет сидели? Есть идеи?
Тамара Владиславовна добросовестно посоображала, но, ничего не придумав, пожала плечами. Когда-то Глебский пытался ей намекать, что жизнь у него одинокая. Но рук он не распускал. Так что Панкратова попросту проигнорировала намеки. И они прекратились не меньше двух лет назад. Не мог же он теперь, ни с того ни с сего, затеять кровную месть? Не тот тип. И потом — звонила женщина.
— Понимаешь, в чем подлость? — риторически спросила Надежда.
— Пока не выясним все, нельзя тебе на работу устраиваться.
— Почему? — с тоской спросила Панкратова.
— Томка! — Надежда погрозила дымящейся сигаретой. Точно вензель дымом вывела. — Соберись! Тут одной моей энергии мало. Нужны твои методичные мозги. Слушай: если мы найдем тебе приличное место, а эта гадина опять позвонит? Тебя снова выпрут! Пустые хлопоты получатся. Нет — даже еще больший вред: и место испортим, и распространению сплетен поможем.
— Как ты все здорово чувствуешь, — признала Панкратова задним числом правоту подруги. — Прямо как ясновидящая.
— Ты о чем? — насторожилась Надя, не любившая комплиментов. Она считала, что люди чаще врут, именно нахваливая в глаза. Лесть — лучшая прелюдия гипноза.
— Хорошо, что ты не привела меня к себе, в страховую, — объяснила Тамара.
— Точно. Не дай бог, если бы она звонила моему начальству или твоим клиентам. Такая срамота. Но куда тебя пока пристроить?
— А если предупредить?
— Что будут клеветать? — с полуслова поняла подруга. — Ага, чтобы тебе сразу отказали. Нет уж, неприятности надо переживать по мере их поступления. Или все-таки попробовать на упреждение? Посмотрим. Вот еще: нужно тебе так научиться наряжаться, чтобы никто даже и подумать не мог, что ты охотница на мужиков. Фигурку и мордаху твою замаскировать трудно, но нужно попытаться. — Она прищурилась, будто прицеливаясь.
В своей переменчивой биографии Надежда некоторое время проработала и в парикмахерской. А в последнее время, разбогатев, немало времени провела, выбирая себе салон по вкусу. Так что толк в макияже и нарядах она знала не только по телепередачам о праздниках моды. Панкратова, отнюдь не уверенная в своей неотразимости, представила себя замаскированной, и поежилась. Но возражать не осмелилась.
