Поднявшись на каменную стену и встав на цыпочки, он смог разглядеть Иглесиа-Сан-Хуан и зеленые долины за городом. Он подумал, что Сан-Хуан, наверное, самая высокая точка в Антекере. Он глянул на часы. Время еще было. После ужина она не даст ему разгуляться.
Он спрыгнул со стены и пробежался по узеньким аллейкам, которые обязательно упирались в церковь или выводили на другую аллею. Солнце стояло так высоко и так сверкало, что резкие подвижные тени дрожали в знойном мареве, создавая иллюзию движения. Ему казалось, будто за ним наблюдают, будто кто-то был впереди него, за углом, прячась, едва он появлялся на виду.
Он запыхался, рубашка насквозь промокла от пота. Шон уже начал раздражаться из-за иллюзии близости церкви, которая все равно оставалась далеко, по какой бы дорожке он к ней ни шел. И тут его наконец осенило. Конечно! Ему нужно взобраться по старым насыпям. Это был единственный путь наверх. Выглядело все просто. Старая мортира являлась отличной опорой, а стена была не более тридцати футов в высоту. Сандалии, конечно, не самая идеальная обувь для лазания по старой цитадели, но он знал, что сможет сделать это.
И он сделал это. Когда он взобрался наверх, церковь все еще находилась над ним, хотя вид со стены строго города был потрясающим. Он видел вокруг на мили. Везде царило идеальное спокойствие, не нарушаемое даже полетом птицы. Любое движение было таким медленным, что становилось практически не заметным. Ему бы хотелось так и остаться там и сидеть часами. Неохотно, хотя и с приятным чувством, он сполз вниз, на этот раз ободрав ладони и колени.
– Пожалуйста, Мэтт. Пока я не налажу контакт.
– Я не против. Просто не вижу смысла. По-моему, ты будешь выглядеть глупо, если я пойду с тобой.
– Нет! Я ведь о ней забочусь. Надо, чтобы это не выглядело как свидание. Она может подумать, что я что-то задумал.
– Но ты это и задумал, или нет?
– Да! Но я не хочу, чтобы выглядело так, будто я что-то задумал.
Мэтт вздохнул и пожал плечами.
– Как хочешь.
– Спасибо, старик. Ты настоящий друг.
– Давай просто заплатим за выпивку и пойдем отсюда.
– Сейчас принесут, поверь.
– Ты говорил то же самое полчаса назад. Сколько времени нужно, чтобы сделать салат?
– Они очень гордятся своими старыми традициями. Если у них чего-то не хватает – скажем, оливок или нужных помидоров, – он сбегает на рынок и купит. Могу поспорить.
– Прикольно. Налей мне еще вина.
– А ты сможешь вести машину?
Она бросила на него предупреждающий взгляд. Он налил.
– Жара невероятная! – простонала она и осушила бокал.
Шон предложил ей минеральной воды из запотевшей бутылки, но она отказалась:
– Нет, спасибо. Вино помогает мне как-то терпеть все это.
И не только. Она плыла, не опьянев, но как бы отделившись от происходящего. В реальность она возвращалась только от какого-нибудь толчка и тут же выпивала очередной бокал риохи. Палящее солнце стояло прямо над ними, презрительно издеваясь над людьми под жалким укрытием зонтов кафе.
– Господи, давай сюда эту воду!
Она выпрямилась в кресле, пытаясь оценить окружающий пейзаж, но ловила только какие-то обрывки и вспышки. Позади нее возвышалась большая пальма, за которой находилась стена старого города. Справа – киоск, который теперь был закрыт. Слева – бакалейная лавка с до сих пор выставленными наружу ящиками персиков и лаймов. От площади во все стороны расходились улочки и аллеи. По идее, ей это должно казаться идиллией, но картинка пульсировала и расплывалась. В голове раздавался постоянный, непонятного происхождения звон.
– Что это за место? – пробормотала она.
– Красота, правда? Теперь-то ты рада, что мы приехали сюда?
Она ничего не ответила, и он принял ее молчание за благоговение.
– Это и есть Испания. Забудь про все эти переполненные пляжи и дурацкое фламенко! Вот это – то что нужно!
Она допила вино, слегка передернувшись. Он читал свой информационный список.
– А ты знаешь, что здесь, в этом городе, было больше явлений Девы Марии, чем во всем мире? Именно здесь должно произойти Второе пришествие. Вот почему здесь так много монастырей и церквушек – все ожидают чуда.
– Очаровательно.
Он улыбнулся ей.
– Все, что нужно, – быть готовым к чуду.
Она смотрела на его рот, пока он говорил. Он выглядел глупо. Его слуховой аппарат казался чужеродным и непропорциональным рядом с его маленьким волосатым ухом.
– Ты глупый старикашка!
– Что?
– Ты просто глупый старик, да?
– Ты напилась?
– Я разозлилась. На тебя.
У него был такой убитый вид, что ей ничего не оставалось, кроме как продолжать:
– Старые церкви! Ты долбаный старый пердун!
Она увидела, как слезы наворачиваются на эти его сумасшедшие, выпученные глаза, в которые она не могла заставить себя посмотреть. Ей хотелось вырвать у него из уха этот чертов слуховой аппарат, просто ради самого действия, чтобы просто сделать это. Старый хозяин выбрал именно этот момент, чтобы наконец с гордостью принести им салаты, и в этот самый момент Хилари решила бросить Шона.
Надо признать, что таких салатов ей никогда не приходилось видеть: изобилие зелени, перцев и огурчиков, тертый сыр, душистый перец, яйца вкрутую, сочные помидоры и корзинка с хрустящим, только что из печки, хлебом. И Шон – полностью раздавленный, глотающий слезы злости и обиды – поднялся. Ради того, чтобы старый папаша, владелец кафе, не подумал, что его угощение пропадет впустую, чтобы он поверил, что эта молодая пара сохранит самые теплые воспоминания о нем и его городе, Шон встал и зааплодировал идущему к ним с подносом старику. Как он мог такое сделать? Разбитый насмерть, как он мог найти силы играть дальше этот спектакль, где они, счастливые влюбленные, радуются гостеприимству этого крохотного городка?
Старик взял ее руку и поцеловал с улыбкой восхищения их молодостью и влюбленностью. Она выдавила ответную улыбку и скорее всего была похожа на пламенеющую английскую розу. Хозяин хлопнул в ладоши, сказал что-то по-испански и, перекрестившись, вернулся в кафе.
Шон посмотрел в свою тарелку и начал запихивать в рот зелень и яйца. Его голова зависла над самой тарелкой. Он не смотрел в ее сторону. Ей хотелось ткнуть его мордой в этот драгоценный салат. Пронизывающий голову звон не исчезал. Провода? Это сводило ее с ума. Неподвижное солнце жгло ей лоб. Она представила, что сидит наверху, прямо на солнце, и смотрит вниз, на землю, на сжавшегося Шона в маленьком кресле в этом маленьком кафе. Ее затошнило. Она встала, схватившись за край стола, чтобы не упасть, стараясь дышать глубоко и медленно. Шон не смотрел на нее. Она побрела прочь, к машине. Шон жевал латук, так и не подняв голову.
