И ей казалось даже, что сама донна Мореска не без удовольствия участвует в сценах и картинах, явно предпочитая красочное лицедейство на театральных подмостках утомительному многословию романа. И виделось почти что воочию, как легко и стремительно движется она по флорентийским улочкам, порой бросая любопытный взгляд на лица встречных — лица юные и старческие, улыбающиеся и печальные, знакомые или пока что неведомые ей, — а Веронике-автору остается только спешить следом, чтобы не потерять ее из виду.
Теперь уже не только по ночам, но и среди бела дня амбарная книга повадилась являться на письменном столе. И Даже не только на письменном, но и на кухонном раскладном столе она чувствовала себя, как выяснилось, ничуть не хуже!
Потертая обложка ее распахивалась таинственно и волшебно, словно бархатный занавес в театральном зале. И муза, приветливая, как фея из детской сказки, и нежная, как пейзаж итальянской школы, грациозно порхала над пачками тетрадей, мятыми черновиками по математике и примостившимся сбоку пластмассовым зверем неопределенной породы, именуемым «блюблюд». К чести прекрасной особы следовало заметить, что даже паутина, с мистическим упорством собирающаяся в одном и том же углу, смущала ее не больше, чем Маришку, в чьем характере паническая боязнь пауков загадочно сочеталась с полнейшим равнодушием к их плетеным изделиям. И похоже было, что в доме ничем не примечательной учительницы средней школы Вероники Захаровны Панченко высокая гостья чувствовала себя так же свободно, как и семь столетий назад — на родине Великого Итальянца!
Глава 12Фьоренца издревле чтила своих героев.
Каждый просвещенный ее житель не только знал наперечет фамилии основателей города и помнил наизусть главнейшие вехи славного прошлого своего отечества, но и мог в любую минуту назвать имена самых родовитых его граждан, равно как и имена известнейших банкиров, сукноделов либо живописцев.
И можно было сказать без малейшего преувеличения, что немного нашлось бы во Флоренции людей, не мечтавших прославиться на том или ином поприще.
Юноши здесь состязались в силе и проворстве, в быстроте ума и красноречии. Зрелые мужи соревновались в политическом могуществе, богатстве и авторитете среди земляков. Девушки на выданье соперничали в красоте, дамы постарше — в роскоши нарядов; те же, которых покинула первая и миновала вторая, не теряли надежды затмить прочих мудростью и благочестием.
Гибеллины в упорной борьбе стремились любой ценой одержать победу над гвельфами, черные гвельфы — превзойти белых, и редкий подмастерье не лелеял в воображении мечту возглавить со временем совет приоров.
Кичились знатным происхождением и древностью рода, щеголяли шириной золотой отделки жилета и размерами площади вокруг палаццо, похвалялись искусством разрешать сложные юридические вопросы и умением складывать речь в стихотворные строфы…
Но поскольку слава и известность — вещи сугубо непредсказуемые и даже отчасти лукавые, то почтенным флорентийцам, увы, и в головы не приходило удостаивать какого-нибудь особенного внимания некоего Дуранте Алигьери, называемого домашними Данте!
И не только никто не ходил за ним по пятам, прилежно записывая все сказанное им, но даже и проходя по улочкам юго-восточной части города, редкий прохожий обращал рассеянный взгляд в сторону его палаццо из нескольких порядком обветшалых двухэтажных домов, соединенных навесами и переходами.
Прекрасные же флорентийские донны, — без сомнения учтивые и благородные, что неоднократно засвидетельствовал и сам мессер Алигьери в своих стихах, — так вот, досточтимые молодые донны завели в одно время прискорбный обычай насмехаться над упомянутым стихотворцем, найдя чрезвычайно забавным его молчаливость и задумчивое, несколько печальное выражение лица…
Все же прочие жители города попросту не отличали его от иных молодых людей, будучи поглощены кто добыванием хлеба насущного, кто — высокими философскими размышлениями, а кто и легкомысленными утехами.
— Франческа! Сейчас же ступай на кухню и передай Карло: добавить к ужину салат «арлекин», две дюжины фаршированных куропаток под соусом да побольше паштета с пряностями, такого же, как в прошлый раз, — распорядилась донна Мореска, стремительно идя по коридору в сопровождении служанки.
Ее каштановые локоны развевались в такт энергичным шагам.
— Все будет исполнено, госпожа, — с готовностью отзывалась семенящая следом служанка, маленькая и проворная, точно тринадцатилетняя девочка, однако обладающая проницательным взглядом умудренной жизнью матроны. — Не приказать ли приготовить ваше пунцовое платье?
— Нет, я хочу надеть к завтрашнему ужину синее. Вот что: не забыть украсить цветами большую галерею… Да и в малой нужно зажечь все светильники. Только смотри, Франческа, заставь Андреа начистить их как следует! Перед праздником я сама пройду и посмотрю…
— Не трудитесь, госпожа! Франческа все проверит трижды. К тому же сияние красоты вашей милости, как всегда, затмит все свечи в замке! Только вот я не расслышала — приготовить ли ваш зеленый с кружевами наряд или то самое пунцовое с бархатными розами платье, в котором вы…
— Синее, синее платье, я сказала тебе! Синее с высоким воротником. И не вздумай снова что-то перепутать!
— Как можно, госпожа моя… — пробормотала Франческа, еще прибавляя ходу и сбоку устремляя на свою хозяйку полный укора взгляд, словно ожидающий чего-то.
Однако дождалась она лишь рассерженного окрика: — Похоже, кто-то здесь думает, что мне все еще семь лет? Или что я не в силах сама выбрать наряд к праздничному ужину?!
— Как можно, госпожа моя! И разве может кто-нибудь лучше вашей милости выбрать праздничное платье?! — тут же вознегодовала Франческа и, приостановившись, закончила совсем другим, кротким голосом: — Так я иду на кухню?
Однако донна Вероника, по-видимому, не на шутку выведенная из себя, в гневе закричала уже со стороны парадного зала:
— Давно пора, старая трещотка! И еще скажи Карло — пусть не скупится на вино и лепешки для жонглеров!
— Как, опять жонглеры? — воскликнул, услышав ее слова, сам почтенный мессер Пьетро, отрываясь от кубка легкого светлого вина, которым он имел обыкновение утолять жажду в парадном зале в знойное послеполуденное время. — Неужто глаза ваши еще не утомились от мелькания летающих в воздухе ножей, колец и яблок? Право же, ни в одном палаццо во всем городе не перебывало столько акробатов, карликов, бородатых женщин, сурков и обезьян в красных юбках!
В раздражении синьор Пьетро даже поднялся с просторного резного кресла и, шагнув навстречу супруге, заглянул ей в лицо с высоты своей массивной фигуры. Однако, встретив знакомый ясный взгляд с озорными искорками, он, как обычно, утратил свое раздражение и напрочь позабыл о его причине.
— Святой Франциск! — пробормотал он и, привычно обернувшись, перевел взгляд на лик своей жены, изображенный на громадной стене напротив.
