— Четверть первого.
— Готов поспорить, ты проголодалась, — сказал Харпер.
Натали действительно не отказалась бы сейчас перекусить. Аппетит вернулся к ней бесповоротно, что ее очень радовало. И все благодаря ее новому знакомому.
— Спорить не будем, — сказала она, садясь на один из стульев у стола и придвигая к себе альбом. — Признаюсь сразу: я в самом деле с удовольствием подкрепилась бы.
— Тогда минут десять тебе придется посидеть в одиночестве, — сказал Харпер, направляясь к двери. — Я сбегаю в пиццерию на углу.
Натали проводила его веселым взглядом. Ей доставляло удовольствие позировать ему, думать о предстоящем вечере, да просто находиться сейчас в этой маленькой студии. И — черт возьми! — быть рядом с этим удивительным зеленоглазым парнем, который столь ловко и ненавязчиво вправил ей мозги, заставил забыть о Джеймсе. По крайней мере, отвлечься от мыслей о нем, понять, что его уход — вовсе не катастрофа.
Вернулся Харпер не через десять, как обещал, а через семь минут.
— Нам повезло, — сообщил он. — Там не оказалось почти никого, поэтому меня обслужили тотчас же. Пицца с шампиньонами и кола!
Едва начав учебу в школе моделей, Натали взяла себе за правило не есть много мучного и не пить фанту и кока-колу, но с тех пор, как ей казалось, прошла целая вечность. Сейчас она как бы стояла на распутье: не понимала, что в жизни ценно, а что почти не имеет значения. И намеревалась поразмыслить над этим позднее, по истечении срока договора с Харпером…
Аромат выпечки и грибов незамедлительно заполнил студию. Натали сглотнула, поняв, что, даже если ей потом придется по нескольку часов каждый день сгонять в тренажерном зале лишние килограммы, она не откажется сейчас от пиццы. Впрочем, вес ей следовало сначала набрать, поэтому тревожиться было вообще не о чем.
Харпер сдвинул на край стола фотографии и альбом, поставил перед Натали коробку с нарезанной треугольниками пиццей и пластиковый стакан, закрытый крышкой с отверстием для трубочки, и сел на соседний стул. Судя по довольному виду, случаю заморить червячка он и сам был рад.
Расправились с пиццей они довольно быстро. Натали ела и думала о том, что, не будь с ней рядом такого удивительного и заботливого друга, ни куски испеченного теста с грибами и зеленью, ни тем более сильногазированная кола не казались бы такими вкусными.
— Итак, приступаем к самому интересному! — объявил Харпер, когда убрал со стола остатки спонтанного ланча. — Хотелось бы услышать подробные комментарии.
Натали придвинула к себе и открыла альбом.
— Вот здесь мне три годика. Я с мамой и папой на фоне Спейс-нидл, — сказала она, указывая на первую фотографию, где была изображена стоящей между отцом и матерью и держащей их за руки перед огромной башней-иглой, символом города.
Харпер с неподдельным интересом рассмотрел сначала личико улыбающейся девочки, потом ее родителей — совсем еще молодых мужчины и женщины.
— Я ведь говорил, что ты была как херувимчик, — пробормотал он, обращаясь не к Натали, а словно бы рассуждая вслух с самим собой. — Волосы светлые, лицо прелестное. Загляденье, а не ребенок.
Натали машинально подняла руку и поправила прическу.
— Такой я больше подошла бы тебе в качестве модели?
Харпер медленно повернул голову и взглянул на нее рассеянно, как будто думал о чем-то очень приятном и не желал от этого отвлекаться. Мгновение спустя мечтательная улыбка растаяла на его губах.
— Подошла бы больше? — Он озадаченно нахмурился и вновь отвернулся. — Нет, конечно, нет, Я ведь сказал, что задумал снять для выставки определенное лицо — такое, как у тебя сейчас.
Натали помолчала, помолчала и все же задала вертевшийся на языке вопрос:
— Ты даже о выставке ничего мне не расскажешь? Очень хотелось бы узнать, где она состоится и насколько будет крупной. Я пришла бы на открытие с превеликим удовольствием.
— Я пока сам ничего точно не знаю, — ответил Харпер, продолжая разглядывать фотографию. — И потом, что толку говорить о выставке, если я еще не успел к ней подготовиться. — Он склонился ниже к альбому. — Ты похожа на маму. Причем довольно сильно. Она у тебя случайно не полячка?
— Нет, русская, — ответила Натали.
Харпер присвистнул.
— Значит, в тебе течет русская кровь? — Он опять повернул голову и посмотрел на лицо Натали так внимательно, словно она только что материализовалась из воздуха. — Очень интересно.
Натали пожала плечами.
— А по-моему, ничего особенного. До замужества мама жила в России, с отцом познакомилась в Крыму.
— Где? — переспросил Харпер.
— На Крымском полуострове, на курорте, — пояснила Натали.
— А-а, — Харпер кивнул. — А в России у тебя есть родственники?
— Да. В Петербурге. Родная мамина сестра с мужем и ее дети. — Натали вспомнилась холодная российская зима и собственное страстное желание спрятаться в трескучем морозе от Джеймса и губительной к нему страсти, и по ее спине пробежал озноб. — Как-то раз, лет десять назад, мы ездили к ним в гости. Петербург — удивительный город, вот только осматривать его, наверное, лучше летом.
— Десять лет назад ты была совсем ребенком, — заметил Харпер. — А сейчас не хотела бы взглянуть на Россию? Так сказать, более осознанно? — Он спросил об этом безразлично, даже как будто небрежно, но эта-то небрежность и натолкнула Натали на мысль, что в его словах кроется некий тайный смысл. Но какой?
Мне показалось, постаралась убедить она себя. Голова забита мыслями об отъезде в Россию, вот и я слышу в любом о ней упоминании какие-то намеки.
— Когда-нибудь я обязательно еще раз ее увижу, — произнесла она медленно. — Возможно, очень-очень скоро.
Харпер перевел на нее взгляд, очевидно собираясь задать какой-то вопрос, но Натали уже перевернула альбомную страницу и с наигранным воодушевлением произнесла:
— А это мы в Техасе! Вот я на лошади, помнишь, я вчера рассказывала?
Харпер кивнул, сосредотачивая внимание на снимке. Натали неожиданно почувствовала неодолимое желание вернуться к прерванному разговору и сейчас же рассказать Харперу и о Джеймсе, и о монастыре. Но задушила в себе странный порыв и сделала вид, будто занята исключительно фотографиями из альбома.
Эндрю рассматривал изображение Натали на компьютерном мониторе, обуреваемый странным волнением. Это была одна из первых фотографий. Натали тогда еще чего-то боялась, старалась казаться строгой и неприступной даже во время съемки. За несколько дней в ней произошли заметные изменения: глаза приобрели живой блеск, губы как будто пополнели и все чаще расплывались в улыбке, движения стали более естественными и легкими. Словом, похоже, она приходила в себя.
Ей противопоказано грустить, размышлял Эндрю, вспоминая, как в какой-то момент за сегодняшним ужином Натали, когда смеялась, показалась ему просто нереальной, сотканной из манящих снов и неземного света. Он даже испугался своих мыслей, а главное, породивших эти мысли чувств.
