— Знаешь, Ольга, постарайся сделать так, чтобы тебя в жизни любили больше, чем ты. Тогда с тобой не поступят, как со мной, — всплыло в голове давнее предупреждение матери.
А потом мать опустила голову на книги, лежавшие на столе, и заплакала. Ольга заледенела на своем диване. Она не кинулась успокаивать мать, точно зная — от жалости хочется плакать еще больше. На всю жизнь она запомнила запах пионов, они стояли в вазе, в центре круглого стола, с растрепанными головками, похожими на непричесанную голову матери. С тех пор, всю жизнь, пионы — пышнотелые, отцветающие и сладко пахнущие — напоминают ей женщину в слезах.
Мать скоро затихла, вытерла глаза. А Ольга, будто продолжая разговор, сказала:
— Да очень надо. Никогда никого не буду любить. Пускай меня любят, если хотят.
Лицо Славы снова возникло перед глазами, ей казалось, над ее кроватью не круглое кольцо, а это лицо. Чего она боится?
Она давно уже не маленькая девочка, произнесшая те слова, она прожила жизнь, не имеющую ничего общего с жизнью матери. Но странное дело — боясь полюбить по-настоящему, она хотела быть рядом со Славой всегда. До конца жизни.
— …Мы идем на снижение, Ольга. — Воронцов внимательно смотрел на нее из соседнего кресла. Она не отводила глаза. — Так в чем же дело? — прошептал он ей в ухо.
Она ощутила на щеке его горячее дыхание, сдобренное ароматом кофе, который они только что пили.
— Во времени. — Она улыбнулась.
Он тоже улыбнулся в усы. Они слегка серебрились, эффектные на лице с гладкой кожей.
— Я жду тебя, Ольга, в моих владениях. Я покажу бабочек, ласок, горностаев. Сейчас у меня в клетке сидят два барсука, но чтобы поближе познакомиться с ними, придется не спать ночь.
— Я готова, — кивнула Ольга и почувствовала, как по спине пробежали мурашки.
К чему это она готова? И почему так колотится сердце?
Кажется, она знает о жизни все. Об отношениях мужчины и женщины. У нее был муж. Были другие мужчины. Но ни с одним из них она не испытывала ничего подобного.
— Отлично, Ольга. Не станем откладывать дело в долгий ящик…
Но куда от себя денешься? Если тебя чем-то однажды напугали, этот испуг ты пронесешь до конца дней… Как Слава ни просил, как ни умолял, Ольга не согласилась выйти за него замуж…
Все еще в полубреду, отходя от наркотического сна, она снова ощутила, как по спине пробежали мурашки. Внезапно лицо жарко запылало, потом огонь охватил тело. Никогда, никогда больше он не будет с ней. Никогда! Ей захотелось рыдать, биться головой о стену. Она сама постаралась, сама… Но разве не ради него? Так, может, мать права? Не надо было сильно любить? Но как измерить — кто из них любит сильнее?
— Ольга! — откуда-то из тумана прошлого окликнул голос. Она готова была побежать на зов. Но ноги заплетались, цеплялись друг за друга. Она бежала босиком, под пальцами давились крупные ягоды клюквы. Сок размазывался, растекался, заливал язык лесной речки. Потом Ольга снова увидела окровавленные липкие простыни… Она вырывалась из объятий сна — Ольга уже знала, что это сон, но увязала в нем, как в трясине.
— Ольга, пора просыпаться, девочка. Пора просыпаться, — говорил Иржи.
Она не могла и не хотела. Снова крупные ягоды клюквы, снова она бежит, маленькая, совсем маленькая… Девочка…
Ягоды уже не давились, они, как мячики, держали ее. Снова излучина реки. Река поворачивает. Река жизни? Куда же она поворачивает?
— Ольга, пора просыпаться, — не отступал Иржи. Он легонько тронул ее бледную щеку. — Все кончилось. Пора.
Нет, ничего не кончилось, она сейчас добежит до воды, сейчас. Какая красная клюква. О Боже… Она резко открыла глаза и никак не могла сфокусировать взгляд на склонившемся над ней лице. Глаза разъезжались. Она снова их закрыла, чтобы резко, разом открыть.
— Слушай, у тебя что, всегда такие глаза? — удивился Иржи. — По-моему, ты раньше не косила.
Ольга улыбнулась:
— Не-а.
Она вздохнула. Он взял ее за руку.
— Ну, вот еще немножко полежишь и встанешь. Сегодня тобой займется Беата.
Беата, свежелицая хрупкая медсестра, подлетела к ней, как на ангельских крыльях, бесшумно и улыбнулась сахарной улыбкой Иржи.
— Иржи, я тебя отпускаю. Оставь девочку мне… Иржи вышел в коридор. Дело сделано, Ольга быстро встанет на ноги. Он зашел в ординаторскую.
— Как она? — спросила Власта, старшая сестра. — Проснулась? Марыля дала ей хороший наркоз. Никакой тошноты, да?
Иржи кивнул:
— Все отлично, дорогая. Не хочешь ли попить чаю?
— С удовольствием. И не только чаю, милый.
— Не много ли ты пьешь?
— Ничуть.
— Я ведь тебя могу уволить…
— Уволить меня? С какого же поста? С какой должности? — Власта поднялась во весь рост, тонкая, стройная, и надменно посмотрела на Иржи. — Так с какого поста ты меня собираешься уволить, дорогой? — Серые, как вода в непогоду, глаза пристально посмотрели на Иржи. — Где ты еще найдешь такого замечательного труженика?
Втянув плоский живот, отчего высокая грудь стала еще выше, она наступала на Иржи.
Он улыбнулся:
— Хотя бы закрой дверь.
— А кого ты испугался? Неужели жену? — Она хихикнула.
— Брось, Власта, закрывай.
Он вскочил и быстро сбросил брюки.
— Скорее! — приказал он. — Иди сюда.
Он схватил ее, дернул пуговицы на халате, он соскользнул на пол. Под ним ничего не было.
— Как хорошо, что ты работаешь в женском отделении, — промычал он.
— А ты думаешь, я бы что-то надевала в такую жару в мужском? — прошептала она ему в шею, скользя по его телу все ниже и ниже…
Он застонал.
— О Боже, Власта. О Боже… Еще…
— Ты же собирался меня уволить…
— Перестань.
— Перестать? — Она отняла губы.
— Да я не об этом… О, Власта… Скорее…
Ирма везла Ольгу по широкому, расчерченному ослепительно белой разметкой шоссе. Ольга с наслаждением всматривалась в зеленые поля и рощи, в прелестные домики — сейчас они уже не казались ей упаковкой для жизни, разноликие, они сами были полны жизни. Ирма устремлялась все дальше и дальше в горы. Заложив несколько крутых виражей, Ирма затормозила перед черными коваными воротами, за которыми виднелся домик с башенками, великолепный, на вершине холма, окруженный деревьями, с цветником перед входом. Ворота раздвинулись, повинуясь дистанционному управлению в руке Ирмы, машина покатила прямо к ступенькам.
— Вот это мой дом. Ольга покачала головой:
— Невероятно, Ирма, он из моих снов. Знаешь, как он у меня называется?
