— Откуда ученые это знают?! — почти крикнул Чарли. — И как могут сказать наверняка?
— Понятия не имею. Но они это утверждают.
Мать взяла его за руки.
— Ну… Сэму не обязательно говорить об этом прямо сейчас, — покачала она головой. — Бедный мальчик.
Чарли не понял, говорит она о нем или о Сэме.
Он больше не пытался обсуждать положение с родителями, но понял, что они посланы Богом. Вечером он подремал и, проснувшись, обнаружил, что мать стирает белье, хотя на Манхэттене у нее была прачка. Она аккуратно разобрала белье на белое и цветное, налила средство от накипи и отбеливатель.
— Думаешь, я никогда этого не делала? — усмехнулась она, заметив его удивление.
Родители помогли уложить Сэма в постель, и мать почитала ему на ночь, пока отец изображал медведя Рики.
Выйдя из детской, мать предложила:
— Пойдем посидим на переднем крыльце. Тебе нужно расслабиться. Я привезла вино из наших подвалов, чудесное красное сухое.
Ночь была прохладной, небо — звездным. Мать открыла вино, разлила по стаканам и, придвинувшись ближе, ободряюще погладила сына по руке.
— По-твоему, с ним все в порядке? — спросил Чарли. Мать пожала плечами.
— Оставь ребенка в покое. Еще будет время оплакать мать, — вмешался отец.
— Мы пока не говорили о похоронах, — сказала мать. — Понимаю, это тяжелая тема, но нельзя же оставить тело в похоронном бюро. Может, я им позвоню и все устрою? Ты позволишь Сэму пойти? Думаю, что это следует сделать.
— Никаких похорон! — отрезал Чарли. Все похороны, на которых он бывал, казались ему варварскими обрядами. — Ее кремировали.
— Кремировали? Но нужно прочитать заупокойную службу. Люди этого ожидают.
— Я не хочу никакой заупокойной службы. Когда все немного успокоится, мы развеем пепел.
— Чарли, — ошеломленно выговорил отец, — о чем ты?
Чарли ощутил вспышку беспомощного гнева на Эйприл. Они даже завещание составили только после рождения Сэма, но и тогда ему пришлось чуть ли не силой везти ее к адвокату.
— С нами ничего не может случиться, — настаивала она.
А когда завещание было написано, спрятала его в ящик стола.
— Нужно провести похоронную церемонию. Погрести урну с пеплом, созвать людей, — настаивала мать.
— Нет.
— Почему ты так упрямишься?
Чарли подумал о пепле, оставшемся от Эйприл. Горстка праха в урне. Интересно, сколько времени похоронные бюро хранят пепел? Можно ли навсегда оставить урну в бюро, словно пепла вообще не существует? Зачем причинять себе еще более сильную боль, устраивая какие-то церемонии?
Отец повертел маленькую фигурку с садового стола: девушка, танцующая гавайскую хулу, вращая бедрами. Когда-то Чарли купил ее, чтобы позабавить Эйприл.
— Тебе был только год, когда умерла моя мать, так что ты не помнишь ее. Зато помню я. Даже сейчас. Когда мама умерла, я пять лет подряд каждую неделю ходил на ее могилу. Не представляешь, какое утешение это мне давало! Теперь я езжу туда не так часто, но приятно сознавать, что она там. Что стоит мне захотеть, и я туда поеду. — Он коснулся руки Чарли. — Нужно иметь место, где можно излить свои чувства.
Всего одно место? Как насчет супермаркета, где она покупала пасту и потом делала для Сэма бусы из макарон? Как насчет автозаправки, где Эйприл запасалась бензином и неизменно проливала часть на землю? Как насчет того, чтобы войти в дом и на какую-то пугающую и прекрасную секунду ощутить запах ее мыла?
Чарли взял у отца фигурку.
— Ее нигде нет. Даже в могиле.
— Тут ты ошибаешься, — покачал головой отец и воздел руки к небу. — Пойду приму душ, и пора в постельку.
Он тяжело встал и направился в дом. Мать с заговорщическим видом подалась к сыну.
— Не понимаю. Я уже трижды слышала историю, но все равно не понимаю. Что она делала на той дороге? Почему позволила Сэму выбежать из машины?
— Может, она не позволяла.
— То есть как это? Что говорит Сэм?
— Молчит. Замкнулся и молчит. Наверное, и хорошо, что он забыл.
— О, дорогой, — вздохнула мать, коснувшись его плеча. — Думаешь, он способен забыть?
— Ты любила ее? — тихо спросил он, почти ожидая вопроса «кого», но вместо этого мать на секунду прикрыла глаза.
— Какая теперь разница? — вздохнула она наконец.
— Для меня — огромная.
Мать поднесла к губам бокал:
— Вино просто божественное. Не знаю, почему никто, кроме меня, его не пьет?
— Что ты помнишь о ней? — допытывался он. — Помнишь, как она всегда носила кардиганы пуговицами назад? Как не ела мороженое, но легко могла одолеть коробку зефира в шоколаде.
— Прекрати, — попросила мать. — Пожалуйста.
— Расскажи, как она приезжала к тебе в Нью-Йорк. О чем вы говорили? Она была так взволнованна. Целыми днями придумывала, что вам лучше подарить, планировала, куда вы сможете пойти. Она так хотела, чтобы ты ее полюбила. Ты ее полюбила?
— Чарли, — остерегла мать, — зачем ты так?
— Ты помнишь па в молодости? Никогда не перебираешь в памяти воспоминания?
— Иногда, — уклончиво обронила мать.
— Вам повезло, что вы есть друг у друга. Повезло, что вы так близки. — Он задумчиво поглядел на мать. — Знаешь, что у нас с Эйприл было общего? В детстве мы очень завидовали родителям.
— Что ты несешь? — ахнула мать, ставя бокал в центре стола.
— Ты и папа. Вы были одним целым, а я оставался вне вашего круга. Иногда я чувствовал себя таким одиноким. Помню, как однажды ты поцеловала меня на людях, после школьного спектакля. Я очень боялся, что ты не посмотришь на меня, пока я пою свою песню, а когда ты посмотрела, был так счастлив, что едва не заплакал. Кажется, все свое детство я мысленно кричал: «Взгляни на меня! Взгляни на меня»! Пытался сделать все, чтобы вы замечали меня, а не только друг друга.
— Ты все не так понял.
— Как я мог не так понять? Я все помню!
Она понизила голос:
— Помнишь то, что хочешь помнить. Видишь то, что хочешь видеть. Позволь мне сказать, что и у нас с отцом были свои разногласия. Не все так гладко.
— Какие разногласия?
Чарли подался вперед. Матери было около семидесяти, но она все еще красива: густые медные волосы, нежная кожа. Одежда дорогая и элегантная, и когда она входила в комнату, головы мужчин по-прежнему поворачивались к ней. Однажды она показала ему свое фото в девятнадцать лет, когда получила титул «Мисс Кони-Айленд». Потрясающе красивая молодая девушка в бикини в горошек, шелковая лента победительницы перекинута через плечо. Его отец, изучавший юриспруденцию в Колумбийском университете и приехавший на летние каникулы, влюбился с первого взгляда. Через две недели они поженились и жили в квартире на Аппер-Вест-Сайд, в доме со швейцаром. Любовь с первого взгляда оказалась крепкой.
