— Тут изображены наши охотничьи собаки, — пояснил Менелай. — Когда нам пришлось бежать из Микен, они сопровождали нас. Они уже умерли, но я не расстаюсь с ними.
— Ты верен им, как они были верны тебе.
— Да, я не могу их забыть. — Он улыбнулся и надел перстень.
И мы не можем забыть, подумала я, ни причины, по которой вы спасались бегством, ни проклятия, которое тяготеет над вашим домом. Но с другой стороны — Менелай точно так же помнит о непростых обстоятельствах, связанных с нашим родом, с моей матерью. История наших предков тяготеет над нами обоими, хотим мы этого или нет. Я засмеялась, тихо и невесело.
— Ты находишь это смешным? Я имею в виду — верность? — спросил он.
— Нет. Забавно другое: и тебе и мне в наследство от предков досталось бремя. Его нужно нести на своих плечах, но о нем не полагается говорить. Хотя ты несешь свое довольно легко.
— Стараюсь, чтобы так казалось. — Он улыбнулся, вызвав мое восхищение.
— А, вот ты где, младший брат! — ворвался в наше уединение громкий пьяный голос.
Агамемнон пошатывался и потирал живот от удовольствия. Он покачнулся, чуть не упал и привалился к Менелаю.
— Прячешься тут? Ты должен праздновать вместе со мной! Я нашел жену, которая мне нужна!
Менелай отодвинулся, и Агамемнон снова закачался взад-вперед, не сводя с меня глаз.
— Э-э… — пробормотал он. — Самая прекрасная…
— Замолчи! — прервал его Менелай. — Иди еще выпей и перестань молоть чепуху.
Так фраза была оборвана на середине. Я взглядом поблагодарила Менелая и отодвинулась подальше от его противного старшего брата, который повис у него на плече и которому вскоре предстояло стать моим зятем.
VIII
Я проснулась до зари и смотрела, как луна пробирается между ветками деревьев. Потом спустилась вниз. Ветер все не стихал, гулял между колоннами. От погасшего очага в мегароне исходил слабый, но неприятный запах.
Поднявшись так рано, я смогла помочь Клитемнестре с ее туалетом. Последний раз облачится она в наряд для церемонии сватовства — его полагалось менять каждый день. На самом деле она разными способами комбинировала туники, мантии и броши, чтобы создавать впечатление нового платья.
— Принеси алую тунику, — приказывала она служанке, когда я вошла.
В то утро она держалась очень повелительно, ее лицо разгорелось. В облике появилось что-то новое.
Служанка вернулась, неся на руках одеяние столь яркого цвета, что и мак показался бы бледным рядом с ним.
Клитемнестра улыбнулась и приняла тунику.
— Отлично! — сказала она.
— Это цвет крови, — заметила я. — Ты хочешь выглядеть как воин?
— Мужчине-воину нужна женщина-воин, — ответила Клитемнестра, держа тунику у лица.
— Значит, ты по-прежнему склоняешься в пользу Агамемнона?
— Да. Моим мужем будет он[9]. Я уеду в Микены.
Без малейшего смущения она сняла ночную рубашку и осталась обнаженной. У нее было очень сильное тело, с широкими плечами, но тем не менее женственное. Черты лица резкие, но тоже совсем не мужские. Просто так себя проявлял в теле ее властный дух. Служанка внесла тунику из алой шерсти, сестра облачилась в нее.
— Я буду скучать по тебе, — тихо сказала я.
Лишь теперь я поняла, как мне ее будет не хватать. Она всегда была рядом, она присутствовала в моих воспоминаниях с младенчества: то спасала, то дразнила, то играла со мной. Теперь ее комнаты опустеют.
— Но мы ведь всегда знали, что так будет, — ответила Клитемнестра.
Она была прямолинейна во всем. Она рассуждала так: я женщина, значит, должна выйти замуж. Выйдя замуж, я должна буду покинуть Спарту. Все происходит как должно. О чем же тогда печалиться и рассуждать?
Она со спокойной душой покидала меня, и ее спокойствие причиняло мне боль.
— А как же быть с Агамемноном? С его… с его… — не решалась я произнести страшное слово.
— С его проклятием? — Она пожала плечами. Потом повернулась и испытующе посмотрела на меня. — Не могу объяснить даже самой себе. Но это проклятие — одна из причин, по которой меня влечет к нему.
— Как? Ты хочешь навлечь беду на себя? Хочешь собственной гибели? — Я пришла в ужас от заявления сестры.
— Нет. Я верю, что смогу противостоять проклятию. И может, даже одолеть его. — Она подняла голову. — Судьба бросает мне вызов. Я принимаю его.
— Но ведь беда может прийти и в наш дом! Ради всех богов, не делай этого!
— Ты разве забыла об оракуле, который касается нас с тобой? Над нами тоже тяготеет рок. Разве отец тебе не говорил о проклятии Афродиты, о том, что его дочери обречены менять мужей? «Ибо царь Тиндарей, богам принося свои жертвы, лишь о Киприде не вспомнил нежнодарной. В гневе дочерей его двубрачными сделала богиня, и трехбрачными, и мужебежными». Так что, если ты намерена хранить верность мужу, тебе тоже придется вступить в борьбу с богами и предсказаниями оракула!
Мне хотелось взмолиться: «Не покидай родного дома! Не покидай меня! Прошу! И не выходи замуж за Агамемнона. Мне он не нравится». Но я не вымолвила ни слова. Когда дочь выходит замуж, в семье всегда образуется брешь.
— Осталось немного потерпеть, и я наконец получу мужчину, которого хочу, — подытожила Клитемнестра.
Последним выступал посланник жениха с Крита. Он не сказал и не показал ничего особенного и не привлек внимания невесты. Произнеся коротенькую речь, он тихо покинул зал. Он понимал — как, впрочем, и все — выбор уже сделан.
На последнем собрании отец подарил всем женихам по памятному подарку — бронзовому котлу и поблагодарил за оказанную честь. Затем объявил, что его дочь Клитемнестра станет женой Агамемнона из Микен.
Я вздрогнула, услышав слова «станет женой Агамемнона из Микен», от них повеяло безнадежностью и неотвратимостью.
Свадьба состоялась через два месяца. Клитемнестра восседала в брачной колеснице, которая увозила ее в Микены, и лицо у нее было счастливое: она твердо решила переломить предсказанную судьбу.
