В следующий раз, видя мое волнение перед очередной перевязкой, она усмехнулась и сказала, что постарается действовать поделикатнее, если «немецкий солдат такой неженка». Вот чертенок в юбке, все-таки нашла, чем меня достать, какой позор! Я лежал, весь красный от смущения, переваривая ее слова, а она, ловко бинтуя рану, искоса насмешливо поглядывала на мое лицо.
Мне было очень скучно сидеть целыми днями взаперти одному, я ведь по натуре общительный человек, и я решил сделать все возможное, чтобы расположить к себе эту русскую девочку. Первое время она вела себя со мной намеренно строго, стараясь сделать свой голос потверже и посуровей (видимо, такой стиль обращения с пленными рекомендовал ей капитан Чермоев), но постепенно наши отношения становились все более дружелюбными и человечными. Наташа перестала видеть во мне врага, а я видел в ней простую милую девчонку, из-за войны оторванную от школы и вынужденную заниматься тяжелым трудом в военном госпитале. Я видел ее натруженные, красные от постоянной стирки в кипятке руки, разъеденные незаживающими язвами от щелочи, и ее заплаканные глаза, когда в операционной умирал очередной красноармеец, смертельно раненный бандитской пулей. Я видел в окно, как маленькая хрупкая Наташа вместе с напарницей Надей таскала тяжеленные двадцатилитровые кастрюли в столовой и чистила целые горы картошки.
Как жаль, что она не может проводить со мной больше времени. Три раза в день с нетерпением жду ее легких шагов в коридоре и радуюсь как мальчишка!
Все чаще Наташа сама пытается заговорить со мной. Вот и сейчас, принесла мне еду и села напротив, устремив на меня свои карие глаза-вишенки, вздохнула и вдруг задала бесподобно-наивный вопрос: «Пауль, вот я смотрю, ты хороший парень. Зачем же ты против нас воевать пошел?»
Я чуть не подавился.
— Ну, знаешь, у нас ведь в армию призывают, даже если не хочешь, — отвечаю, осторожно подбирая слова. Не буду же я ей рассказывать, что на самом деле пошел на фронт добровольцем. Собственно, на это было два резона: первое — я свято верил, что Советский Союз сам собирался напасть на Германию, а наши войска просто нанесли упреждающий удар. Честное слово, большинство из нас шли защищать Фатерланд как патриоты и вовсе не считали себя агрессорами! Во-вторых, нам рассказывали, что русские сами страдают от большевистского террора, и я искренне считал, что силой оружия принесу на эту землю более справедливый порядок. В гитлерюгенде нам постоянно говорили, что Германия нуждается в завоевании жизненного пространства Лебенсраум. Для себя же я понимал это так: немцы будут вести себя на Кавказе как англичане в колониальной Индии, то есть принесут в дикую страну блага цивилизации. Помните, по Киплингу, «бремя белого человека»? Я был с детства влюблен в чарующую красоту Кавказских гор и я хотел жить в этом краю!
Впрочем, в том, чтобы пойти на фронт добровольно, а не дожидаться призыва, был еще один резон: доброволец мог выбирать, в каких войсках служить. Я выбрал десантную часть Fallschirmjäger, меня восхищала их бесшабашная смелость и сила! Это было воплощением мечты отчаянного немецкого мальчишки стать крутым солдатом…
— Но ведь ты мог отказаться идти на фронт.
— Меня бы расстреляли и всю семью тоже, — отнекиваюсь я. — Давай лучше поговорим о чем-нибудь повеселее. Хочешь, я расскажу тебе, какой у нас в Берлине отличный зоопарк?
— Хочу, — загораются ее глаза. — Ты так интересно рассказываешь.
Какая она все-таки еще наивная девчонка! Ей всего шестнадцать, а на вид и того не дашь. Искренне верит всей моей трепотне. Даже тому, что я с отцом охотился на акул. Где? На Балтийском море под Гамбургом! Скажете, брехня? Конечно! Но зато как она слушала, развесив уши, о моих подвигах! Вот есть у меня грех — люблю подшутить над людьми!
Еще Наташе очень нравится, как я рисую. Притащила мне бумагу и карандаш, я нарисовал ее портрет, девчушка была в абсолютном восторге!
Я много рассказывал ей о своей семье, о детских годах и школе, показывал фотографии. Вот только одну фотку мне стоило бы убрать, Наташа как увидела ее, аж отшатнулась от меня: «Так вот ты какой был!»
А собственно, что уж такого было на этой фотке?! Лично самому мне она очень нравилась, это была даже не фотка, а вырезка из нашей местной газеты. Я ясно помнил этот солнечный весенний день 20 апреля 1939 года, когда я и два моих школьных товарища гордо шагали на параде со знаменем в руках. Нас выбрали из остальных членов гитлерюгенда из-за хорошей военной выправки и строевой подготовки, нам оказали большую честь, и мы были безумно горды этим. Мы видели, что глаза всех девчонок из «Юнгмедль» с восхищением смотрят на трех высоких, загорелых, стройных юношей, мы просто купались в их восторженных взглядах. Мы знали, что нам очень идет форма: коричневая пилотка, дерзко сдвинутая на ухо, коричневая рубашка с черным треугольным галстуком, кожаная портупея с заветным кортиком на поясе и короткие коричневые шорты, обнажающие длинные мускулистые ноги в белых гольфах до колен и кожаных ботинках. Мы чеканили шаг под торжественную дробь барабанов, мое лицо на фотографии прямо-таки сияло от счастья, я шел во главе колонны вместе со своими товарищами, мои руки крепко сжимали древко знамени, а над нашими головами реял алый стяг с черной свастикой в белом круге.
«Wir werden weiter marschieren, wenn alles in Scherben fällt, denn heute gehört uns Deutschland und morgen die ganze Welt» — «Мы маршируем. Никто не остановит нас. Старый гнилой мир трещит по швам. Сегодня нам принадлежит Германия, а завтра весь мир», — звучало в ушах, и сердце билось в такт военному маршу.
— Как тебе могли нравиться такие вещи! — Наташа с отвращением тычет в злополучную фотографию. — Ты же говоришь, что не был фашистом! А вот еще: тут вас целая команда в этой отвратительной коричневой форме, сидите у костра и явно горланите какую-то нацистскую песню, типа «Хорста Веселя».
— Ты ошибаешься Наташа, именно в тот момент мы пели:
Ja, aufwärts der Sonne entgegen,
mit uns zieht die neue Zeit.
Wenn alle verzagen, die Fäuste geballt,
wir sind ja zum Letzten bereit!
Эта песня звучала в фильме «Триумф воли» с участием нашей знаменитой киноактрисы красотки Лени Рифеншталь. Я со своими камерадами из Юнг-фолька бегал на этот фильм целых пять раз! И нам так хотелось быть похожими на этих бравых солдат с киноэкрана!
Und höher und höher und höher
wir steigen trotz Haß und Verbot…
Удивлению русской девочки не было границ, она уловила и подхватила знакомую мелодию:
— «Все выше, выше и выше стремим мы полет наших птиц!» Но это же наша песня! «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, преодолеть пространство и простор!» Это мы ее пели у пионерских костров!
— А мы ее пели во время походов в летнем лагере в гитлерюгенде.
Это было незабываемое чувство: пляшущие языки огня, тесный круг товарищей, плечом к плечу, и песня, взлетающая к звездам ночного неба!
