— Ты это все написал в сочинении?
— Да.
— Какие оценки?
— Пять — пять… Поэтому его и прочитали вслух перед всем классом. На перемене девочки перестали с Димкой разговаривать, а после уроков мы с ним дрались во дворе школы.
— Я надеюсь, тебе досталось больше, чем ему?
— Да, он больше меня.
— Хорошо.
— Как хорошо?! Ты же всегда учил меня говорить правду и не стесняться ее.
— СВОЮ правду… СВОИ поступки ты можешь открывать людям. Если бы ты стал причиной смерти собаки, ты про это написал бы?
— Может быть…
— Не всегда правда приносит пользу. Иногда ее лучше не говорить.
Оська достал ручку и нарисовал на ладони крестик.
— Мам, как ты думаешь, мы помиримся?
— Помиритесь, дружок. Только теперь тебе нужно совершить хороший поступок перед ним.
— Попросить прощения?
— Нет, Оська… Поступок! Слова — это пустое. Поступки определяют отношения.
— Понятно, — и поставил еще один крестик, рядом с первым. — Мам, а что с директором делать?
— Я схожу в школу.
— Спасибо, а с отцом?
— Я поговорю с ним сама. Сама расскажу.
— А я?
— Веди себя по-прежнему.
Еремея посмотрела пристально на сына:
— Глаз болит?
— Ага.
— Это хорошо. Запомни это навсегда, сын.
* * *
Варвара сидела в lounge «Decadence house» и курила кальян в живом яблоке.
— Сердар, — Варя позвала кальянщика, — слушай, а можешь травы немного добавить в кальян?
— О, нет, извините, мы этого не делаем… У нас первоклассные кальяны и без этого…
— Чувак, у меня есть трава, только добавь немного, и все… Никто не узнает…
— Извините, Варвара, но нельзя, мне мораль моя не позволяет… И я сам себе не позволяю.
— Слушай, пошел ты тогда…
— Как скажете…
Сердар откланялся. По лестнице, времен Серебряного века, поднималась Славка Барон.
— Варь, че это Сердар шел, качал головой и бубнил: «Вот люди… Куда же вы катитесь?»
— Да не обращай внимания… Потрахаться предлагал. А я не дала.
— Да брось ты?! Сердар?!
— Ладно, забыли, на, кури лучше. Че стряслось?
— Ты только спокойно, Варь, я ведь твоя подруга…
— Пиздец, Слав, тема понятна…
Варя проглотила большой глоток виски.
— Варь, у моего отца вчера гости были. Его друг с женой. Я позднее пришла.
— Давай, к делу переходи… Я-то при чем здесь?!
— Я пришла, а они меня обсуждали. У друга отца есть сын, вот они шутили, что хорошо бы нас познакомить, подружить…
— Случкой занимались, понятно… Это всегда смешно. Я обычно таким разговорам подыгрываю и злю их этим… Начинаю говорить, что я — лесбиянка. Гости сразу в ахуе… Разговоры мгновенно прекращаются… Я так родителей, кстати, отучила меня спаривать.
— Послушай, Варь, меня не перебивай… Тот друг немного выпил и начал хвалить меня, какая я приличная девочка… То да се… Отец стал подыгрывать, шутя… И рассказал, что я очень заботливая подруга… Умею хранить тайны.
— Че-то я не втыкаю, Варь, че ты меня вокруг да около водишь… Что стряслось-то?
— Отец рассказал про тебя и наркотики вслух… Стал расспрашивать у меня…
— Погоди-погоди, откуда он знает?! Откуда..? Сука!!!
Варвара вскочила и влепила Славке пощечину. Потом — вторую. Слава стала отбиваться от Вари, но сквозь борьбу продолжала кричать.
— Он стал узнавать, сказала ли я Ричарду об этом? Он настаивал, чтобы я ему все рассказала раньше, но я не рассказывала… Ты же знаешь?! Для тебя же!!!
— Ты сука! Сука!!!
Варя пыталась еще раз ударить Славу, но у нее не получалось. Слава закричала изо всех сил и влепила пощечину Варе. Подбежавшая охрана застала подруг уже спокойными, потирающими горящие щеки.
— Все нормально, питбули, — Варвара приложила к щеке стакан с односолодовым виски, — это у нас молитва перед ужином такая.
Охранники посмотрели на девочек, переглянулись и, улыбаясь, отошли к входной двери:
— Дуры, блядь! Бесятся с жира!
Варвара украдкой посмотрела на подругу:
— Больно?
— Больно.
— Это все, чем ты меня хотела порадовать?
— Нет.
— Давай вываливай, подружка.
Варвара показала официантом на стакан, чтобы они повторили.
— Варь, только спокойно, ладно?
— Слушай, иди на хуй!
— Тот друг потом спросил… Спросил у отца, как зовут тебя…
— И ЧТО из того?!
— Этот друг… Константин Эрнестович…
Варвара начала истерить. Ее заколотило.
— Нет… Славка… Пожалуйста, милая… Нет!!!
— Этот друг — отец Ричарда.
* * *
— Слушай, а красивые у него дети! — Ричард подбрасывал на руках трехгодовалого сына травести Хорхе. — Горров, скажи, а как он одновременно: и педик и мужик?
— Смотрел говенный фильм «Горбатая гора»?
— Ну да…
— И педики… и мужики… и циники внеземные. Вот и он. Знаешь, не удивлюсь, если по ночам Хорхе — красный кхмер, и может спокойно вспороть твое пузо, как мыльный пузырь. А травести это прикрытие… Эй, переводчик, спроси у Хорхе, не кхмер ли он ебуче-летучий?
Хорхе рассмеялся.
— Говорит, что его мама — повстанка, а он — нет. Говорит, чтобы вы не боялись его. Вас, русских, в Камбодже любят и резать не собираются. Пока не собираются. Вы очень щедрые.
— Спроси, а много русских его трахали? — не унимался Горров.
Хорхе ответил и рассмеялся мужским басом. Переводчик ответил что-то и тоже рассмеялся. Это продолжалось минуты три. Наконец Горров не выдержал.
— Эй, клоуны?! О чем базар?
— Говорит, что если ты интересуешься и задаешь такие вопросы, то он тебе точно не безразличен. Говорит, что из тебя вышел бы прекрасный травести.
— Как вы меня заебали уже, — Горров показал Хорхе fuck.
Хорхе рассмеялся еще раз и что-то сказал переводчику.
— Блядь, что он сказал?! — Горров нервничал. Никогда раньше он не терялся в ситуациях и всегда находил язвительную фразу.
— Он сказал, что русские часто пьяные, здоровяки все… Мафия, в золоте все приезжают, как Шварценеггер. Именно они чаще всего покупают трансвеститов.
