Рис кивнул, и Саймон знал, что друг отлично его понимает. Всего несколько лет назад Рис сам унаследовал титул герцога. И для него это тоже оказалось делом нелегким.
— Надо еще разобрать вещи отца, — вздохнул Саймон. — Он вел такие подробные и иногда ненужные записи, что ими завален весь кабинет. До отъезда в Лондон я должен все разобрать и разложить. А из-за этого проклятого приема мне приходиться буквально выкраивать время для подобной работы.
Рис с содроганием окинул взглядом беспорядок в кабинете.
— Да, дело важное. Но если нужна моя помощь, я сделаю что смогу. Либо в этом деле… либо насчет мисс Мейхью.
Саймон улыбнулся честному признанию Риса. В конце концов, Рис несколько преувеличивал свое стремление казаться оригинальным. Саймон не сомневался, что друг встанет рядом, какое бы решение он ни принял.
— Спасибо, Рис. Я понимаю, насколько трудно тебе делать такое предложение.
— А, ладно, — ответил Рис, гася сигару в пепельнице и отодвигая ее подальше от старых бумаг. — В конце концов, это твое дело, чьей любви ты будешь добиваться.
Саймон кивнул. Теперь у его друга было легко на сердце, но они оба понимали, что он дал Саймону пищу для глубоких размышлений.
— Как насчет партии в бильярд перед сном?
Рис вскочил на ноги, широко улыбаясь:
— Мне кажется, это самая разумная мысль в твоей голове.
Но когда Саймон следом за Рисом вышел из кабинета, образ Лиллиан в его постели в качестве любовницы не давал ему покоя. И пусть он знал, что это невозможно, но в эту ночь, когда он вернется к себе в спальню, эта мысль долго не даст ему уснуть.
* * *
— Но тебя и раньше целовали!
Лиллиан беспомощно заморгала, усаживаясь на мягкий стул перед туалетным столиком в спальне. Габби старалась всего лишь помочь, но этот разговор, который начался вечером и продолжился сразу после пробуждения подруги сегодня утром, нисколько не успокоил Лиллиан.
— Я не уверена, что дело в этом, — зевая, ответила Лиллиан.
Она не смогла удержаться и бросила короткий взгляд в зеркало над туалетным столиком. Увидев себя, Лиллиан едва сдержала вздох. Все было замечательно: и платье, и прическа, которую рано утром соорудила Мэгги. Но если кто-нибудь посмотрит на нее, то сразу заметит ее усталый вид. Доказательство того, что она не спала всю ночь и просто вертелась в постели, снова и снова вспоминая тот поцелуй, было написано на лице в виде темных кругов под глазами.
Как только Саймон увидит ее, он сразу все поймет. Более того, он будет знать, почему она лежала в постели без сна. Каким триумфом это станет для него!
— А в чем тогда дело? — со вздохом спросила Габби. — Если дело не в поцелуе, скажи мне, что тебя тревожит.
— Сам поцелуй меня, конечно, тоже беспокоит. — Лиллиан ненадолго прикрыла глаза. — В конце концов, если бы нас увидели, это испортило бы мою репутацию, потому что хорошо воспитанные молодые леди просто не позволяют себе такого.
Габби округлила глаза, но мудро решила не перебивать подругу.
— А еще дело в том, что я… — Лиллиан замолчала в нерешительности, потому что признание, которое она собиралась сделать, было ужасным. Как только она произнесет эти слова вслух, она никогда не сможет забрать их назад. — Мне не должно было понравиться это. Это не должно было быть так приятно.
У Габби смягчились черты лица, она подошла к Лиллиан и положила на ее плечо нежную руку. Лиллиан, глядя в зеркало, улыбнулась ей.
— Это из-за того, что он Саймон Крэторн?
— Точнее, из-за его отца, — кивнула Лиллиан. — И из-за того, что я поклялась отомстить, раскрыв истинное лицо покойного герцога. Кроме того, я не могу быть уверена в истинных намерениях Саймона.
Последние слова Лиллиан произнесла медленно, ненавидя горький привкус, который они оставили у нее во рту.
— Ты уже говорила это раньше, — нахмурилась Габби, — но я не знаю, справедливо ли это, Лиллиан. Пока Саймон не давал тебе повода поверить, что он волокита и развратник. Какой ему в этом смысл, когда вокруг столько других женщин, которые не станут сопротивляться знакам внимания с его стороны?
Лиллиан закусила губу, стараясь оттолкнуть призрачную надежду, проснувшуюся в ней, когда подумала, что действительно могла понравиться Саймону, как он утверждал. Проклятие, она не хотела этого!
— Ты права, — произнесла Лиллиан. — Но это ничего не меняет. Я не должна была желать этого поцелуя. Я не должна была хотеть Саймона.
— Тем не менее ты хочешь.
Лиллиан пристально посмотрела на Габби, встала и отошла в сторону.
— Нет, я хотела и больше не хочу.
— Да? — рассмеялась Габби, но в ее смехе не было злобы. — Тогда почему ты прикасаешься к губам и краснеешь?
Лиллиан тяжело сглотнула. Она и не осознавала, что делает это. Подобные незначительные нервные привычки были красноречивее всяких слов. Как и тот факт, что ее сердце подпрыгивало всякий раз, когда она представляла, как за несколько секунд до поцелуя к ней приближается красивое лицо Саймона. Даже сейчас от этого воспоминания по телу прокатилась дрожь.
— Ладно, — призналась она, — вопреки моим самым лучшим намерениям меня тянет к нему, Габби. Я хочу его так, как никогда не хотела ни одного мужчину с тех пор, как выхожу в свет. Но с этим человеком мне никогда вместе не быть.
Габби посмотрела на нее, шутливое выражение исчезло с ее лица, уступив место серьезности.
— Объясни, что я должна делать теперь? — вздохнула Лиллиан.
— Если бы я знала, — прошептала Габби.
— И я не знаю. — Лиллиан направилась к двери. — Не знаю.
Завтрак, который был накрыт прислугой в имении Биллингема, поражал роскошью и обилием. В мармитах[1]можно было отыскать блюда на любой, самый изысканный вкус. Обычно Саймон пропускал подобные мероприятия с обилием еды во время приемов в имении, предпочитая вместо этого простую пищу, и завтракал у себя.
Но сегодня утром он оказался среди гостей, наблюдая, как они накладывают еду в свои тарелки и собираются за столами, расставленными в столовой, чтобы поговорить и поглазеть на него. Внимание со стороны женщин напомнило ему, почему он обычно пропускал подобные мероприятия, но он все равно заставлял себя улыбаться гостям.
Все это стоило того, потому что он ждал, ждал Лиллиан. Он не переставал думать о ней с тех пор, как последний раз видел ее, с момента того самого поцелуя на террасе. И пусть это казалось невозможным, но он не мог не думать о предложении Риса сделать ее своей любовницей.
За те несколько часов, что ему удалось поспать, он даже увидел несколько очень подробных снов об этом. Это были сны, в которых Лиллиан проскальзывала к нему под простыни, ее прохладная обнаженная кожа касалась его кожи. Сны, где ее белокурые, с медовым оттенком, волосы скользили сквозь его пальцы, щекотали грудь, обвивались вокруг восставшей плоти, а губы ласкали эту плоть.
