— Вы хотите, чтобы я спас честь вашей дочери. А что думает об этом сама Асмик?
Женщина нахмурилась. Она не помнила, чем закончился разговор с дочерью, и не понимала, как очутилась в этом дворе. Как могло случиться, что она, Сусанна Агбалян, предлагает Асмик этому парню?!
Не сказав ни слова, женщина повернулась и пошла прочь. Несколько минут Вардан не двигался, потом сорвался с места, догнал Сусанну и проговорил срывающимся голосом, в котором сквозь растерянность и горечь пробивалась безумная радость:
— Конечно, я женюсь на Асмик, я всегда хотел на ней жениться!
— Ты бы мог добиться этого иначе, чем опозорив наше имя!
Юноша отшатнулся.
— О чем вы говорите? Я никогда бы не осмелился навлечь на вас бесчестье!
Сусанна молчала. Ее лицо было бледным как луна, тогда как глаза и волосы — черными как ночь. Вардан видел, что между ними лежит пропасть шириной в тысячелетия, что он никогда не сможет понять ни эту женщину, ни тех, кто принадлежит к ее кругу.
— Так это не ты? Между вами ничего не было? — медленно, словно во сне, промолвила Сусанна.
И тут Вардана озарила догадка. Должно быть, Асмик не открыла матери правду. Наверное, она боялась ее гнева, страшилась позора. Но могла ли она свалить на него чужую вину?!
— Постойте! — Заметив, что женщина пошатнулась, Вардан взял ее за рукав. — Вам плохо?
Сусанна посмотрела на его руку и, когда он разжал пальцы, заглянула ему в глаза. Ее взгляд был бесконечно далеким и усталым. Мгновение спустя женщина отвела взор и вымолвила одно-единственное слово:
— Прости!
Сусанна побрела прочь от селения по той самой тропинке, по которой Камран некогда увез с собою Асмик. Вардан не решился преследовать мать девушки.
Теперь Сусанна знала, что дочь обманула ее. Женщина вспомнила, как Хуриг уверяла, что девушка уехала с мусульманами добровольно, вспомнила горящий взор красивого молодого араба, взор, который завораживал и манил, и поняла, что произошло на самом деле. Вернее, не могла понять, постичь, как дочь осмелилась совершить то, что совершила.
Тигран и сыновья умерли, но то, что они завещали, должно было остаться неприкосновенным: верность традициям своего народа, несгибаемая гордость, даже в бедности и несчастье. Асмик все разрушила и попрала; женщина знала, что никогда не сможет простить дочь и что ей больше не для чего жить. Судьба победила. Смертельный удар пришел совсем не с той стороны, с какой Сусанна могла его ожидать.
Позади остался Луйс, маленькое селение, с которым ее больше ничего не связывало. Впереди, за занесенным снегом перевалом, находился Исфахан, чудесный город, отнятый у нее судьбой.
Сусанна посмотрела вниз, в пропасть, а после взглянула на небо. Мягкие белоснежные облака и такой же мягкий белый снег. Пустота и отрешенность, спокойствие и забвение. То, о чем мечтало ее измученное сердце.
Внезапно Сусанна вспомнила, какой она была раньше: сверкающие черные глаза, блестящие волосы, золотые украшения. Тигран дарил ей много красивых вещей; ему нравилось, когда жена надевала бархатный кафтан синего цвета, украшенный серебряной вышивкой, сапожки из мягкой красной кожи.
Женщина знала: для него она навсегда осталась бы молодой и прекрасной.
— Я иду к тебе, любимый! — прошептала Сусанна, протянула руки и без колебаний шагнула вниз.
Глава 8
Вардан спешил так, будто от этого зависела чья-то жизнь или смерть. Где-то на полдороге он неожиданно вспомнил о Гаянэ и остановился, думая о том, что же ему теперь делать. Юноша понял, что с легкостью откажется от нее ради Асмик, и удивился тому, сколь разную ценность порой представляют чувства других людей в зависимости от того, что эти люди для тебя значат. Вардан воспринимал Асмик как часть своей души и жизни; по сравнению с ней Гаянэ выглядела серой тенью, случайно упавшей на тропу, по которой пролегал его путь.
Девушка стояла на террасе и вглядывалась вдаль, будто кого-то искала или ждала. Вардан замер, любуясь ее темными глазами и волосами, нежным лицом, изящным изгибом губ и крыльев носа.
Асмик выглядела такой же чистой, светлой и прекрасной, как прежде. Было трудно представить, что к ее телу прикасались чьи-то грубые руки!
Юноша не успел подготовиться к разговору: девушка заметила его и устремилась навстречу.
— Вардан! Как хорошо, что ты пришел! Ты не видел мою мать? Я не знаю, куда она направилась, я за нее волнуюсь!
— Я видел госпожу Сусанну, она приходила ко мне. Я думал, она вернулась домой.
— Приходила к тебе? Зачем?
— Хотела поговорить.
— О чем?
Юноша покраснел.
— О тебе.
— Обо мне? — Бледное лицо Асмик тоже залила краска. — Что она сказала?
— Ты не догадываешься? — осторожно произнес Вардан, втайне надеясь на то, что весть о беременности девушки — плод больного воображения Сусанны.
Асмик прижала руки к груди и тихо промолвила:
— Прости! Мне не могло прийти в голову, что мама подумает, будто… будто это был ты! Она… она обвиняла тебя?
Вардан облизнул пересохшие губы. Его сердце стучало как бешеное.
— Нет. Она сказала, что нам нужно пожениться.
— Прости! — повторила Асмик.
— За что? Я всегда об этом мечтал, — просто сказал юноша и добавил: — Если б я знал, что тебе пришлось пережить, я бы убил этого человека… этих людей! Я был бы рядом с тобой, я бы не позволил тебе мучиться и страдать!
Вардан хотел взять руки девушки в свои, но она отступила на шаг.
— Тебе я могу сказать правду. Тебе, и только тебе, — в благодарность за твое великодушие, за твою доброту. Это не было насилием.
Юноша содрогнулся до глубины души. Едва ли она могла ранить его сильнее, даже если бы захотела это сделать!
— Как… как это могло случиться?!
— Я совершила преступление, — ответила Асмик. — А потом наступило возмездие.
— Зачем ты это сделала?!
— Будет лучше, если я не стану объяснять.
Она смотрела затуманенным взглядом, смотрела на что-то, видимое ей одной, будто желала заглянуть в свое прошлое, в свое сердце.
— Значит, ты не хотела, чтобы я на тебе женился?
— Я никогда бы не смогла возложить на тебя такой груз. У всего есть предел, в том числе и у великодушия, — мягко промолвила девушка.
— А у любви?
Асмик вспомнила, как убежала с Камраном, а потом свершила еще одно бегство — обратно, домой, к матери, и печально покачала головой.
— Не знаю, Вардан.
— У моей — нет, — твердо и отчаянно произнес он. — Я женюсь на тебе. Тебе не придется об этом жалеть.
