Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
Интересно, разрешат ли со временем предъявлять подобные записи в суде взамен свидетельских показаний? Видимо, если и разрешат, то нескоро.
Но это, я вам доложу, была сценка! Редкий случай, когда жизнь поднялась до уровня фильма, отснятого талантливым режиссёром.
Нет, я не оговорился.
Попробуйте представить из любопытства, что перед вами не быт, а кино. По молодости лет я довольно часто так развлекался. Попробуйте – и вы ужаснётесь. Принято считать, что, чем произведение ближе к жизни, тем оно талантливей. Бред. Страшно представить, какое количество обыденности надо промыть, чтобы получить одну крупицу искусства! Но обыденность в сыром виде… Боже, как отвратительно мы исполняем собственные роли! Станиславский наверняка бы завопил: «Не верю!»
Любительские съёмки чужих застолий и свадеб – видели? Более бездарной актёрской игры, чем в жизни…
Нет, даже не так. «В жизни не видел более бездарной игры, чем в жизни». Да, теперь гораздо лучше. Почти Ежи Лец.
Конечно, бывают исключения. Редко, но бывают. Например, запись, которую я только что просмотрел. Единственная к ней претензия: всё снято с одной точки.
В кадре царил Труадий. Суровое недвижное рыло секьюритиобразного Лёши Радого мелькнуло раза два, не больше. Эпизодник. Статист. Зато какой типаж, какой типаж!..
Итак, запись.
Когда я вошёл, глава ООО «Мицелий», мрачный, даже слегка спавший с лица, нервно елозя «мышкой» по коврику, считывал данные с монитора. Не удостоив взглядом, велел мне сесть.
Изображение нелепо мотнулось.
Безобразная операторская работа!
Затем Труадий прекратил мучать оргтехнику, поднял на меня траурные запавшие глаза и стал держать паузу. О, как он её держал! Сиди я перед ним собственной персоной, скончался бы в судорогах уже на третьей секунде. Но перед Труадием сидел бот, безмозглая железяка, гипнотизировать которую безнадёжно в принципе. Вы никогда не пробовали убить кирпич морально? Попробуйте. Вас это многому научит.
Тем временем истекли положенные на паузу шесть секунд.
– Какие-либо проблемы, Труадий Петрович? – осведомился бот.
Труадий чуть отшатнулся и посмотрел на меня с восхищением. Почти влюблённо. С такой волшебной наглостью ему наверняка ещё сталкиваться не доводилось.
– Только не надо прикидываться, Лёня, будто сам не понимаешь, что ты наворотил в наше отсутствие, – зловеще-вкрадчиво молвил он. Было, однако, видно, что геликософское моё спокойствие его смутило. Перед ним явно сидел ни в чём не повинный сотрудник. Либо не сознающий своей вины по крайней тупости. – Ты сломал нам всю стратегию, Лёня. Стратегию, которую мы выстраивали несколько лет… В самом деле не понимаешь? – с сочувствием переспросил Труадий. – Ладно. Тогда давай с начала…
Говорил он долго и хорошо. Правда, я почти ничего не уразумел. Бот – тем более.
Красивое слово «стратегия». Не хуже чем «геликософия».
Та часть информации, которую мне удалось усвоить, заключалась, насколько я могу судить, в следующем: в итоге деятельности отдела мелкие зависящие от нас фирмы каким-то образом оказались за бортом (за бортом чего?), зато наметился альянс со злейшими конкурентами.
Вот к чему, оказывается, приводит бездумное нажатие на кнопки.
– Что скажешь, Лёша? – неожиданно повернулся Труадий к своему заместителю.
Тот отозвался не сразу.
– Прибыль возросла, – глухо и отрывисто сказал он.
– Разве?.. – Владелец «Мицелия» снова схватил «мышку» и принялся терзать компьютер. – Да… немного… – несколько озадаченно проговорил он наконец. – Но, во-первых, прости, не вижу пока причинной связи. И потом… разве дело только в прибыли?
– Да, – сказал Лёша Радый.
– Ну, не знаю! – Труадий Петрович откинулся на спинку кресла. Был очень недоволен и раздосадован. – Может быть, я старомоден, Лёша, может быть… И всё-таки моральные обязательства перед партнёрами… – Он не договорил и, осунувшись, пристально всмотрелся в монитор.
Истекли шесть секунд.
– Могу я чем-нибудь помочь, Труадий Петрович? – осведомился бот.
Тот диковато взглянул на меня и не ответил. Не до того ему было.
Потом они заспорили с Лёшей Радым. Вернее, спорил Труадий, а Лёша односложно возражал. Разногласие касалось старой стратегии: восстанавливать её, болезную, или же доламывать до конца? А тут ещё выяснилось, что в результате моих и ботовых проказ наш основной конкурент оказался в зависимом от нас положении. Не в прямой, конечно, зависимости, но тем не менее…
Решили доламывать.
Потом оба зачем-то встали и с интересом посмотрели на меня.
Дальнейшее известно.
– Будем считать, что ты оправдался… – буркнул Труадий Петрович.
Кто оправдывался? В течение всего разговора бот произнёс две, повторяю, две ничего не значащие фразы: «Какие-либо проблемы, Труадий Петрович?» и «Могу я чем-нибудь помочь, Труадий Петрович?»
И всё!
Что я сейчас перечитываю? Как ни странно, «Войну и мир» Льва Николаевича Толстого. Книгу из школьной программы. И перечитываю, представьте, с болезненным интересом.
Роман, конечно, неудачный. Да он и не мог быть иным, ибо граф поставил перед собой задачу, посильную разве что Господу Богу. Показать, каким образом крохотные поступки отдельных людей складываются в ком исторических событий, слепо катящийся в никуда и давящий тех самых людей, чьими крохотными поступками он был нечаянно создан.
Как катится и как давит, изображено убедительно, а вот как складывается, честно сказать, не очень. Толстой и сам это видел, почему и перемежал описания откровенной объясниловкой. Всё, что не могло быть передано средствами художественной прозы, он излагал впрямую.
Эта-то объясниловка (на редкость местами скучная) и привлекла на сей раз моё внимание. Раньше я её большей частью пропускал.
Перечитывать начал почему-то с третьего тома и вскоре был поражён следующей крамольной фразой:
«Не только гения и каких-нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших, высших, человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения».
Стоп, холодея, подумал я. Да ведь это он о боте! Ни единого человеческого качества – и победы, победы, победы… Одни победы.
С замиранием двинулся дальше и через сотню-другую страниц набрёл на простое и ясное истолкование последних событий моей жизни:
«Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы».
Вот она, механика его успеха. Я не о Бонапарте, разумеется, я о боте.
Все его решения, выбрасываемые вслепую, оказываются на поверку либо неизбежны, либо невозможны. Он просто сыплет ими, никак не отбирая. Отбор за него производит жизнь.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
