— Куда?
— Пока не знаю.
Нью-Йоркцы чуть недоверчиво переглянулись, но, когда мы садились в такси, отвозившие нас по домам, сердечно пожали мне руку. Я жил на Бромптон-роуд и только к полуночи добрался к себе, но, как всегда, в квартире подо мной во всех комнатах горел свет. Дверь парадного, если ее не придержать, хлопала так, что дрожали стены, может быть, это и объясняло сверхчувствительность моего нижнего соседа, человека лет пятидесяти, седого, замкнутого, очень аккуратного и точного. За шесть месяцев, что я жил в этом доме, наше знакомство ограничивалось его регулярными приходами ко мне с требованием уменьшить звук телевизора. Однажды я пригласил его на стакан вина, но он вежливо отклонил предложение, предпочитая одиночество в своей квартире. В нынешнем веке трудно достичь сердечного согласия.
Я осторожно закрыл дверь парадного, тихо поднялся к себе и также беззвучно открыл и закрыл свою дверь. Резкий телефонный звонок, внезапно нарушивший эту благородную тишину, заставил меня тигром кинуться к аппарату.
— Мистер Кливленд? — Голос торопливый, взвинченный. — Слава богу, что вы наконец вернулись... Это Уильям Ромни, дедушка Эммы. Она не позволяла мне так поздно беспокоить вас, но я должен. Двое мужчин обыскали ее дом и, когда она вошла, избили ее. Мистер Кливленд, ей нужна ваша помощь.
— Подождите минутку, — перебил я, — прежде всего вам нужна полиция.
Вроде он чуть-чуть успокоился.
— Полиция уже была. Они только что уехали. Я позвонил сначала им.
— И доктору для Эммы?
— Да, да, он тоже был.
— Когда все случилось?
— Часов в семь вечера. Эмма оставалась у меня, а сегодня мы приехали, чтобы взять кое-какие вещи, и увидели свет в окнах... Она пошла первой, и они кинулись на нее. Они избили нас обоих... Я бы хотел... Ладно, скажу вам правду. Мне кажется, мы оба все еще напуганы.
— Где вы находитесь? — вздохнул я.
— Еще в доме у Эммы.
— Да, но...
— Ах, понимаю. Недалеко от Ньюбери. Вы поедете по М4... — Он подробно объяснил, как к ним проехать, уверенный, что я немедленно поспешу на помощь. Теперь невозможно было отделаться советом принять успокоительное и пообещать приехать утром. И, судя по голосу, только полная анестезия могла бы ослабить его тревогу.
Ночью по крайней мере не мешали светофоры, и я доехал за пятьдесят минут. Дом Шерманов представлял собой два соединенных и перестроенных деревенских коттеджа, стоявших посередине обширного необитаемого луга. Хорошее место для отдыха нервов. Но в лучшие времена.
Свет горел во всех окнах, и при шуме машины озабоченная фигура Уильяма Ромни появилась на пороге.
— Слава богу, слава богу, — возбужденно повторял он, идя мне навстречу по короткой дорожке. — Не знаю, что бы мы и делали, если бы вы не приехали.
Я еле сдержался, чтобы не сказать, мол, лучше всего было бы вернуться в его дом или снять номер в отеле, но когда вошел, то порадовался, что ничего не сказал, потому что это только бы огорчило их. Шок не позволяет людям добровольно оставить место катастрофы. И с первого взгляда ясно, что они оба в глубоком шоке.
Дом был разгромлен. Картины сорваны со стен, занавеси с окон, ковры с пола. Мебель не просто перевернута, но и поломана. Лампы, вазы, безделушки — все разбито и растоптано. Вырванные страницы книг и листы бумаги, будто осенние листья, шелестели на полу.
— Везде так, — сказал Ромни. — Во всем доме. Кроме спальни для гостей. Они как раз рылись в ней, когда мы помешали... Полиция говорит...
Эмма, будто посыпанная сажей от костра, лежала в спальне для гостей с открытыми глазами. Обе щеки потемнели и распухли, кровоподтеки показывали, куда попадали удары. Нижняя губа разбита, бровь заклеена пластырем.
— Привет, — сказал я бодрым тоном, явно не соответствующим обстановке, взял стул и сел возле кровати. Дед ходил вокруг и что-то бормотал, очевидно, еще сильнее встревожившись теперь, когда увидел, как потемнело от побоев лицо Эммы. Он совсем сник, когда я попросил его оставить нас наедине. Но в конце концов, страшно огорченный, спустился вниз.
Я взял ее руку.
— Дэйвид...
— Подождите немного. Потом мне расскажете. Она едва заметно кивнула. Эмма лежала на одеяле непостланной постели все еще в том же платье в коричневую и белую клетку, голову поддерживали две подушки без наволочек, ноги прикрыты цветастым платком.
В газовом камине горел пульсирующий огонь, в комнате было жарко, но я тоже встревожился, почувствовав, какая холодная у нее рука.
— Я сказала полиции, что, по-моему, они норвежцы, — чуть слышно заговорила Эмма.
— Эти двое мужчин? Она кивнула.
— Такие огромные... В толстых свитерах и резиновых перчатках... И говорили они с акцентом.
— Начните сначала, — попросил я.
— Мы приехали, чтобы взять для меня какие-нибудь платья. Я уже чувствовала себя лучше... Наверху горел свет, но я подумала, что миссис Стрит, она присматривает за нашим домом, забыла выключить... Но когда я открыла входную дверь и вошла в холл, они кинулись на меня... Потом они включили свет внизу, и я увидела этот разгром... Один ударил меня кулаком в лицо, я застонала и позвала дедушку. Когда он вошел, они сразу сбили его с ног... так легко. Это ужасно... Они пинали его ногами... Один спросил, где Боб прячет бумаги, и, когда я не ответила, он подошел и стал бить меня кулаками. Я ему не ответила, потому что не знала. Боб никогда ничего не прятал... никогда... О боже...
Ее пальцы сжали мне руку.
— Все хорошо, все хорошо, Эмма, — повторял я, не вкладывая в свои слова никакого значения. — Успокойтесь.
Мы молча подождали, пока ее перестало трясти, потом она сглотнула и попыталась продолжить рассказ:
— Зазвонил телефон, и это вроде бы напугало их. Они поговорили друг с другом, потом вдруг швырнули меня в кресло и быстро ушли... через парадную дверь. Дедушка встал с пола, но телефон уже замолчал, когда он подошел... Тогда он позвонил в полицию.
Усталый голос затих. Я спросил:
— Они были в масках, закрывали чем-то лица?
— Нет.
— Вы сможете узнать их?
— Полиция спрашивала... Офицер хотел, чтобы я посмотрела фотографии... Не знаю... Я старалась защитить руками лицо, чтобы они не изуродовали меня... Я закрывала глаза...
— А ваш дедушка?
— Он говорит, что узнает их. Но все было так быстро...
— Разумеется, они не сказали вам, какие бумаги ищут?
С убитым видом она покачала головой.
— Полиция тоже без конца спрашивала, какие бумаги.
— Не беспокойтесь, это неважно. Как вы себя сейчас чувствуете?
— Ужасно саднит лицо. Доктор Уэст дал мне таблетки. Он собирается завтра приехать снова.
