— Ладно, информируй, что там, в думе. Только не пропадай! — произнес шеф и, наконец, положил трубку.
Колесников облегченно вздохнул и тронулся. Когда он проезжал мимо пруда, то ему показалось, что поверхность воды как-то неестественно всколыхнулась, причем именно в том месте, где покоилось тело Олега. Под ложечкой похолодело, и нога сама собой выжала полный газ.
Уже Воробьевые горы остались позади, а Колесников все гнал и гнал на всю катушку, поминутно оглядываясь назад. Успокоился он только у здания Мосгордумы. Во второй половине дня депутаты действительно собирались принимать закон о добровольной передачи частного жилья в муниципальную собственность.
В тот день спецкор написал об этом небольшую заметку с комментариями и еще по просьбе редактора извлек и обработал две информации из «рио-новостей». Словом, в ту среду, седьмого февраля, в редакции ничего необычного в поведении Колесникова не заметили, а о вчерашнем прогуле даже не вспомнили.
Диман вернулся домой в восемь вечера, голодный как волк и усталый как лошадь. Он достал из холодильника початую бутылку коньяка и приложился к горлышку. Переведя дух, бедняга плюхнулся на диван и, не выпуская из рук бутылки, блаженно закрыл глаза. Приятное тепло стало расползаться по его гудящему телу. «Наконец-то можно расслабиться», — подумал он и отхлебнул еще. В десять Колесников позвонил Марго.
— Ну, что скажешь? — прошептал он, услышав ее спокойное «алло»!
— А что ты ждешь? — спросила Марго.
— Как это что? — задохнулся Дмитрий. — Награду за проделанную работу. Я готов приехать хоть сейчас…
— Ни в коем случае, — перебила Маргулина. — Нам нужно выдержать не меньше месяца. Своим приездом ты себя сразу выдашь.
Слова возлюбленной показались Колесникову разумными. Действительно, не успели объявить мужа в федеральный розыск, а на его месте уже другой дяденька. Пожалуй, она права.
— Месяц. Это так долго. Может, как-нибудь осуществим конспиративную встречу? Я сниму номер в «Интуристе», — попросил он плаксивым голосом.
— Не ной! — сурово отрубила Марго. — Терпеть не могу невыдержанных мужчин. Ты ведешь себя как кисейная барышня.
Колесников сразу подобрался.
— Я все понял! Сделаю, как скажешь. Звоню ровно через тридцать дней. О’кей?
— Договорились, — ответила она, но трубки не положила. — Куда ты его дел? — спросила Марго после некоторого молчания.
— Сбросил в пруд на Воробьевых горах. В ту самую прорубь, где купается мэр. Не успел я его утопить, как появляется мэр с ротой телохранителей. Поплавал, вылез и говорит: «Я ногой что-то задел». Представляешь мое состояние? Я как раз сидел в это время за будкой и наблюдал.
— Не засветился?
— Нет. Они вскоре уехали, не заметив ни меня, ни моей машины.
— Спокойной ночи, — коротко произнесла Марго без всякого перехода.
— Так договорились, я позвоню ровно через тридцать дней, — скороговоркой напомнил Колесников, но ответом были короткие гудки.
После этого ничего не оставалось, как уныло водворить трубку на аппарат и устало откинуться на диван.
19
И все равно, несмотря на правдивость в голосе, Трубников не поверил ни единому слову Колесникова по поводу совершенного убийства. «Какое, к черту, убийство, — с раздражением подумал Трубников — когда он и по физиономии заехать не может. Вот сочинять подобные опусы — Диман непревзойденный мастер».
Однако в его сочинениях присутствовала такая неподдельная искренность, что даже неизлечимого реалиста Трубникова начинали одолевать сомнения. А тут еще и подкинутые в машину наркотики. Явный намек на то, чтобы Евгений не вмешивался в это дело. «Что же все это значит? — задумчиво кусал губу Трубников, рассекая фарами машины ночные улицы Москвы. — Убийство мужа Маргулиной, сумасшествие Колесникова?»
Покинув изолятор, посетитель довольно энергично наехал на медсестру. Она дежурила в тот вечер, но клялась мамой, что никого не пускала к Колесникову. Впрочем, никто к нему и не рвался.
Трубников почувствовал, что сестра что-то недоговаривает, но возможно, это всего лишь показалось. Однако в беседе с вахтером, издателю ничего не показалось. Дежурный честно смотрел в глаза и божился, что в тот вечер, ни одна мышь не проскользнула через парадную дверь. Более того, никто и не пытался проскользнуть.
Все это было довольно странным. Неужели Диман до такой степени тронулся умом? Причем тронулся именно в той части, где это связано с Маргулиной.
Трубников свернул на Ленинский проспект и подумал, что Маринку нужно серьезно брать за одно место. Если она действительно звонила Колесникову за день до его сумасшествия, а тем более была, то почему скрывает? Еще один момент очень неприятно сверлил внутренности Трубникова: патологический интерес жены к этой истории. «Ей-то какое дело до всего этого? — удивлялся муж. — Словом, жену тоже следует брать за то же место, что и Маринку, но пока надо разобраться с Диманом».
Трубников въехал через арку во двор дома номер девяносто пять и поднял глаза на окна Колесникова. Разумеется, они были темны. «Было бы глупо, если бы в них горел свет», — усмехнулся Трубников и вышел из машины. Без каких-либо проблем он набрал код подъезда, вспомнив его с первого раза, поднялся на нужный этаж и остановился у знакомой двери. Она была плотно захлопнута, но не опечатана. Трубников толкнул ее и переступил через порог. Все это время, пока хозяин в больнице, квартира была открытой. Замок выбит, но, кажется, в нее не лазили.
Гость обошел все три комнаты, заглянул на кухню и не нашел никаких следов беспорядка. Видимо, с того вечера в нее никто не входил. Все как будто было на месте. Более того, на холодильнике лежал кошелек Димана. Трубников заглянул в него: около двух тысяч долларов. Значит, точно никто не лазил.
Евгений вернулся в зал и зажег свет. На паласе зияло облакообразное пятно запекшейся крови. От него по всему коридору к входной двери тянулась тоненькая затвердевшая струйка. Тут же на паласе лежало окровавленное лезвие, которым Диман перерезал вены. Больше ничего впечатляющего гость не узрел.
В других комнатах крови не было. Квартира как квартира: везде порядок, одежда в шкафах, обувь в обувном ящике, журналы на журнальном столике, хлеб в хлебнице. Все безукоризненно и никаких следов сумасшествия. Даже умирать бедняга лег не в постель, а на пол посреди комнаты, вперед ногами, чтобы было удобнее выносить.
Трубников заглянул в ящик под платяным шкафом и обнаружил в нем груду инструментов. «Пожалуй, нужно починить замок», — подумал он.
Евгений взял молоток с гвоздями и принялся интенсивно вбивать гвозди в отверстия от вылетевших шурупов. На стук вышла соседка. Она недоуменно посмотрела на плотника и сердито произнесла:
— А я думаю, кто здесь стучит? Вы из милиции?
— Нет, не из милиции, — улыбнулся Трубников, не отрываясь от работы.
