— Только недолго. Пять минут, не больше. Иначе мне голову оторвут.
Медсестра развернулась и быстро засеменила по коридору к самой последней двери. Остановившись перед ней, она в какой уже раз воровато покрутила головой, после чего торопливо вытащила ключи и отперла изолятор.
— Я вас запру. Только вы потише разговаривайте, — прошептала она и толкнула посетителя за дверь.
Трубников шагнул в изолятор, и в груди у него екнуло. На кушетке, сжавшись, словно побитая кошка, сидел Диман. Он был с головой укутан в одеяло. Его лицо было бледным, худым и безумным. Волосы взлохмачены, под глазами чернота, в глазах — полное отсутствие жизни. Если до этого у Трубникова было подозрение, что Колесников плетет какую-то хитрую интригу, то сейчас оно разом исчезло. «Бедняга просто спятил», — с жалостью подумал Евгений.
При виде Трубникова, Колесников втянул голову в плечи и прижался спиной к стене. Но вдруг глаза его радостно вспыхнули.
— Женька, ты! Фу, как я напугался.
Трубников осторожно приблизился к нему и сел на табурет.
— Здорово, Диман!
— Здорово, Женек! Ты где так долго пропадал? Я думал, ты — все! Больше не придешь.
— Я сидел в следственном изоляторе.
— В следственном изоляторе? — удивился Колесников. — За что?
— Мне кто-то подкинул героин. В машину. Сечешь?
Глаза Колесникова расширились. Расширились совсем не по-сумасшедшему, а вполне здраво, как всегда они округлялись, когда его что-то удивляло.
— Ты думаешь, это я? Женек, что было — то прошло. Я трижды раскаялся за гашиш…
— Успокойся. Я совсем не думаю, что это ты. Но может, знаешь кто?
Диман на минуту задумался, затем отрицательно покачал головой.
— Хоть режь меня, даже приблизительно не могу сказать.
Приглядевшись к нему, Трубников подумал, что какой он, к черту, сумасшедший? Вполне нормальный парнишка. Что же у него с головой?
— Ну, рассказывай, что произошло?
В глазах у Колесникова мелькнул ужас. Он метнул растерянный взгляд на дверь и затрясся.
— Женька, вытащи меня из этого дерьма или мне конец.
— Да в чем дело? Говори, не трясись! Что случилось?
— Он приходил! — прошептал Диман и вжал голову в плечи. — В тот вечер все ушли смотреть телевизор, а я сижу, жду тебя. Вдруг дверь так медленно-медленно открывается и входит Олег. Я сначала подумал, что ты, пригляделся — покойник. — Колесников выбил зубами дробь и продолжил: — Подходит он ко мне так тихо-тихо, с такой зловещей улыбкой. Я пячусь за кровать и от страха даже пикнуть не могу. И вдруг он поворачивается ко мне боком, и я вижу на его правом виске черную дыру, а вокруг запекшуюся кровь. Он опять поворачивается лицом и вдруг начинает медленно протягивать мне руку. Я пячусь назад и вжимаюсь в стену. Он задирает рукав, и я вижу на его руке чуть повыше локтя черные следы пальцев ног. Покойник усмехается и таким хриплым загробным голосом говорит: «Это след от ноги мэра. Он меня пнул, когда плавал в пруду».
И вдруг кулак покойника разжимается, и я вижу на его ладони лезвие бритвы. Он тянет ладонь мне, а я продолжаю вжиматься в стену. Он не дотянулся до моего подбородка буквально сантиметра. Я даже почувствовал холод, исходящий от его ледяных пальцев. Покойник перевернул ладонь, и бритва полетела на пол. Он опустил руку и, не произнеся ни слова, направился к двери. У двери мертвец обернулся и прошептал с жуткой улыбкой: «Я еще вернусь».
18
После того как «Мерседес» с милицейским «Москвичом» исчезли так же внезапно, как появились, Колесников закрыл лицо ладонями и без сил опустился на снег. То, что произошло, походило на кошмарный сон. Неужели это он, Дмитрий Колесников, на счету которого ни одного точного удара в морду, убил человека? Убил с готовностью, по первой же просьбе своей взбалмошной одноклассницы.
В парке было тихо, если не считать мирного карканья ворон. Кажется, посыпал снег. Колесников это почувствовал затылком. Снежинки залетали за ворот, нежно таяли на шее, и бедняга думал, что теперь он не достоин даже этой нежности, которой продолжала одаривать его природа. Нужно было подниматься, ехать на работу, врать что-то редактору про свое вчерашнее отсутствие, но сил не было.
Сколько в таком положении он просидел за будкой, Колесников сказать не может. Кажется, за это время ему приснился целый сон, но про что, он тоже не помнит. В какую-то минуту бедняге показалось, что в пруду заплескалась рыба. Но рыба плескаться не могла. Ее в пруду просто не было. Такие звуки мог издавать только новый морж. Но почему тогда от него не исходило бодрящего фыркания и сладострастного стона?
Снова каркнула ворона, и снова Колесникову привиделось нечто вроде сна. Затем он явно расслышал чьи-то осторожные шаги. Они подкрадывались к будке, за которой сидел Колесников. Но и это обстоятельство не вывело его из состояния полусна. Он помнил, что убил человека, и просыпаться не хотел.
Неожиданно чья-то мокрая рука коснулась его плеча. Что она была именно мокрой, Колесников почувствовал даже сквозь куртку. Он испуганно дернулся и открыл глаза. Рядом никого не было. Бедняга поднялся и, осторожно выглянув из-за будки, увидел, что там тоже никого. В черном прямоугольнике пруда, в который он сбросил труп Олега, царила гладь и замогильная тишь. Только снежинки падали на поверхность воды и тут же растворялись. Колесников поежился. Нужно поскорее сматываться, пока не приехал кто-нибудь еще. Сколько же сейчас времени? Как назло и часы он оставил дома.
Прежде чем сесть в машину, убийца отыскал в сугробе пистолет и закинул его в прорубь. Затем сел в свою «БМВуху» и включил радио. «Сегодня седьмое февраля, среда, в Москве одиннадцать часов», — бодро произнес диктор. «Ого!» — удивился про себя Колесников и выключил радио. Значит, среда. Заседание в Мосгордуме. Спецкор немедленно набрал редакционный номер начальника отдела и деловым тоном доложил:
— Я в Мосгордуме. Сегодня будут принимать какой-то закон в третьем чтении. Я хочу послушать.
— Что за закон? — поинтересовался начальник отдела.
— Пока еще не знаю. Повестку сейчас принесут. Я перезвоню.
— Минуточку. Ты вчера был на заседании Московского правительства?
— Был, — соврал Колесников. — Ничего интересного.
— Почему не появился в редакции?
— Знаешь, приболел. У меня живот вчера схватило сразу после заседания. Еле до дома доехал. Дома у меня таблетки хорошие. Нет, если бы чего стоящее — я бы прямым ходом в редакцию, несмотря ни на что. А так — из пустого в порожнее.
— Какие были вопросы? — не унимался патрон.
«Вот черт, не отвяжешься!» — с отчаянием подумал Колесников и произнес первое, что пришло в голову:
— Первый вопрос: очищение Москвы от снега: второй: рассмотрение законопроекта о переводе нежилого фонда в жилой.
