Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
Июня 9. – Утром сидел спокойно на постели и рассматривал «Ниву». Заявил, что он уроженец Нижегородской губернии, но какого уезда вспомнить так и не смог. Вышел в коридор и попросил дать ему свежую газету. Прочитав «Кавказский край» начал беспричинно смеяться, а потом и плакать. Заснул, приняв успокоительное лекарство.
Июня 10. – Психическое состояние без перемен. Все так же много ест и так же жадно. С 1-го по 20-е июня прибавил в весе 13 12 фунтов. Рекомендованы прогулки на воздухе и строгая диета; иногда – йод.
Июня 11. – Больной перестал отвечать на вопросы лечащего врача. Находится в некотором ступоре. Временами приходит в себя и начинает кричать: «давай! давай!», «мяса!», «хлеба!», «хочу жрать!».
Июня 12. – На лице обычное выражение страдания, стонет и все это, по-видимому, от чувства голода, которое испытывает больной, хотя и ест 6 раз в день. Как только он видит тарелку, так выражение его лица сразу же меняется. Во время визитации в 10 часов утра он съел полную чашку горячего молока с хлебом и как будто бы успокоился, но не прошло и 5 минут, как по всему отделению был слышен его крик: «мяса хочу!», «дайте пожрать!..» и проч. и проч.
Июня 13–22. – Особых перемен не наблюдалось. Аппетит нормализовался.
Июня 23. – При вечернем обходе подал лист бумаги, на котором простым карандашом была нарисована буква «В» и сердце, а под ним две перекрещенные кости. Произнес только одно слово: «Скоро!» На вопросы лечащего врача не отвечает, а только повторяет за ним все сказанное (синдром эхолалии).
Июня 24. – Больной лежит спокойно и почти неподвижно. От приема пищи отказался. На просьбу подать руку, открыть или закрыть глаза не отвечает. Имеется некоторая ригидность мышц. Отправления кишечника нормальны. Проспал до утра без снотворного.
Июня 25. – Встал и неожиданно сам прошел в столовую. После обеда пошел гулять во двор. Проходя мимо надзирателя, остановился, посмотрел на него и сказал, что тот болен желтухой. Вернулся и долго молился на образа, стоя на коленях. Слышались слова: «прости, Господи, мя грешного…»
Июня 26. – Пролежал весь день, не отводя глаз от потолка. Ни с кем не разговаривал».
Скрипнула дверь, и появился хозяин кабинета. За ним – служитель с подносом.
– Ну, что скажете, Клим Пантелеевич? Не правда ли, занятно? – расставляя на стол чайные стаканы, поинтересовался Стильванский.
Ардашев с трудом оторвался от журнала.
– М-да. Удивительно. А что по поводу надзирателя?
– Хотите – верьте, хотите – нет, а диагноз подтвердился. Он и в самом деле был болен желтухой. Надеемся, что хоть никого не успел заразить.
– Что ж, получается, еще один Корейша-провидец на свет Божий явился?
– Выходит, что так, – кивнул доктор. – Только не московский, а кисловодский.
– Ну, хорошо. А что по этому поводу говорит наука? Неужели нет данному явлению никакого логического объяснения? – Ардашев отхлебнул чаю из стакана. – Я, признаться, материалист. И это единственное, что меня сближает с господином Марксом – этой иконой социалистов-утопистов. Понятное дело, что Фартушина не могло быть ни в Цандеровском институте, ни на даче у Кавериной. Остается предположить, что преступления совершил либо кто-то из медперсонала больницы, либо вообще третье лицо, о котором мы и не подозреваем. Но тогда возникает вполне уместный вопрос: а каким образом этот больной человек мог предсказать убийства? Причем, заметьте, первое – за один день, а второе – за два.
– Все так, Клим Пантелеевич, – включился в обсуждение Нижегородцев. – Но есть и еще одна невероятная версия – смертоубийства совершает сам Фартушин.
– Это как? – адвокат удивленно поднял брови.
– С помощью гипноза.
– Позвольте, Николай Петрович, – Ардашев отставил стакан, – но тогда он должен был хотя бы раз взглянуть в глаза тому, кто исполняет роль орудия преступления.
– Вот об этом я и говорил, – заволновался Стильванский. – Так все и будут думать… и начнут подозревать всех нас… медиков.
– Да бросьте вы! – махнул рукой присяжный поверенный, откинувшись на спинку кресла. – Вы лучше объясните, а что это за диагноз мания?
– Видите ли, по известной классификации Эскероля, существует четыре вида душевного расстройства: мономания – частичное сумасшествие с преобладанием веселости, меланхолия – неполное умопомешательство с доминированием печального настроения, безумие – общее сумасшествие, чередующееся с упадком человеческих способностей, и мания – общее сумасшествие с возбуждением всех способностей.
– Другими словами, она может привести к тому, что определенные возможности организма, допустим, спящие у здорового человека, вдруг начинают просыпаться у душевнобольного? – Нижегородцев на миг задумался и вновь спросил: – Но является ли это в таком случае душевной болезнью?
– Именно, господа! Именно… – воскликнул врач и нервно заходил по комнате. – Именно так рассуждают некоторые врачи-спиритуалисты. Они считают, что душа не может быть больна, поскольку это понятие метафизическое. Но позвольте! Местопребывание самой болезни находится в организме. Это несомненно-с! Умопомешательство – в нашем понимании – совершеннейший беспорядок в рассудке, искажение всех нравственных функций. Да называйте этот ералаш как хотите, но если вы признаете душу началом мыслящим и переживающим, то в тех случаях, когда она думает и чувствует неправильно, она, следовательно, болеет! И неважно, где изначально зарождается сумасшествие, главное, что оно всегда проникает в душу. Вот и получается, что душа может быть больна по естественному порядку вещей.
– Позвольте с вами не согласиться, коллега! – Нижегородцев резко поднялся, будто ему подпалили полы сюртука. – Надеюсь, вы не станете спорить, что моральное расстройство начинается в душе и влечет за собой слабость рассудка, что и является действительной причиной безумия. А значит, оно происходит от нравственных причин, подобно тому, как пьянство изначально разрушает сознание.
– А мне кажется, господа, что вы оба правы. Согласитесь, резонно предположить, что первоначальное расстройство, послужившее причиной болезни, может заключаться как в теле, так и в душе. Стало быть, сопровождающие сумасшествие изменения в организме в одних случаях бывают его причиной, а в других – следствием. Помрачение рассудка, на мой взгляд, есть прежде всего умственная и нравственная дисгармония. И не всегда представляется возможным узнать, что же явилось началом для его появления, а потом и последующего развития. Даже в нормальном состоянии, чтобы возбудить умственную деятельность, мы иногда употребляем моральные средства, а иной раз – физические: то надежду на награду, то чашку кофе. Но для меня сейчас главное выяснить, что же все-таки послужило основной причиной безумия этого нотариуса.
– Простите, но он поступил задолго до моего перевода в Кисловодск. Как я уже говорил, первые записи не сохранились, – пожал плечами Стильванский.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
