уже вторгшихся во владимирские и суздальские места. Но столкновение с ними закончилось еще одним страшным поражением великого князя в битве под Суздалем 7 июля 1445 года.
Русские полки двигались медленно, и только через месяц, пройдя 190 верст, войско добралось до Юрьева-Польского. Там 29 июня великий князь отметил день Петра и Павла. В Юрьеве к нему пришли с остатками своих отрядов нижегородские воеводы Федор Долголядов и Юрий Драница. Они оборонялись в Новом городе под Нижним Новгородом после захвата «Старого» Нижнего Новгорода Улуг-Мухаммедом. Теперь же, спустя полгода, исчерпав все возможности, Долголядов и Драница ночью тайно подожгли крепость и ушли, «град зжегше, понеже бо изнемогоша з голоду»[283].
Из Юрьева-Польского Василий Васильевич отправился к Суздалю, куда прибыл 6 июля 1445 года. Лагерь великий князь приказал разбить на берегу реки Каменки, недалеко от Спасо-Ефимьевского монастыря. Тогда же был устроен «всполох» – подан сигнал к бою, своего рода учебная тревога.
Результаты ее оказались удовлетворительными. Войско было готово к сражению. Уже вечером, на исходе дня, к московской рати присоединился прибывший из Владимира полк Алексея Игнатьевича Жеребцова. В. В. Пенской полагает, что в нем насчитывалось 500 воинов (на основании сообщения Софийской второй летописи, что в русском войске до прихода воеводы Жеребцова числилось около тысячи воинов, а после соединения с владимирцами – 1500)[284]. Исследователь считает, что это был владимирский городовой «полк»[285]. Но в летописи, на которую он ссылается, сказано, что Алексей Игнатьевич пришел к Василию II «с полком своим»[286]. Видимо, речь идет все же о части великокняжеского войска, возможно, и двора, прикрывавшего Владимир от возможного татарского нападения, потом же спешно вытребованного на соединение с главными силами. В пользу нашего утверждения свидетельствует то, что Владимир потом татары взять не смогли. Видимо, городовой полк остался на месте и смог отстоять крепость.
Вообще вызывает сильное сомнение, что столь малочисленная рать (1500 воинов) могла выйти на открытый бой с татарским войском (3500 воинов). Даже менее осторожный, чем Василий II, военачальник в таком случае укрылся бы за стенами либо Суздаля, либо того же Спасо-Ефимьевского монастыря. Впрочем, быть может, великий князь и его воеводы не имели точных сведений о противнике. Так как накануне сражения переусердствовали с хмельными напитками на пиршестве, о чем вполне определенно сообщают летописи («и пиша долго ночи»[287]). Но даже тогда уже в начале боя неравенство сил сказалось бы и вынудило русское командование не контратаковать неприятеля, а отойти под защиту крепостных стен. 1500 воинов, с нашей точки зрения, – государев двор, часть собранного под его знаменами войска. Напомним, что даже у Шемяки двор насчитывал не менее 500 человек[288]. Городовые дети боярские участвовали в походах и сражениях, но дворовыми служилыми людьми не считались, являясь, собственно, кадровым резервом для княжеского двора-дружины[289].
Суздальская битва произошла у Спасо-Ефимьевского монастыря на берегу реки Нерли. Вероятно, как и в Белёвском сражении, превосходство было на стороне русских войск – поначалу им удалось потеснить противника. Отряды «царевичей» Мамутяка и Якуба, сыновей Улуг-Мухаммеда, стали отступать. Но, вероятно, бегство врага было ложным – чтобы заманить русских под удар засадников. Эта хитрость вполне удалась. В московском войске произошел полный разлад: одни воины «погнаша по них» (ордынцев. – В. В.), другие – «сами побегоша», третьи – «начата уже избитых татар грабити»[290]. В этот момент противник и ударил по начавшим преследование и потерявшим строй полкам великого князя. То, что произошло далее, нельзя назвать иначе как военной катастрофой или полным разгромом великокняжеской рати. В битве русские потеряли почти весь командный состав: Иван Андреевич Можайский и Василий Ярославич Серпуховский были ранены и бежали с остатками своих войск. Под Иваном Можайским убили коня; князя спасло то, что нашелся другой скакун, на котором он смог уйти с поля боя[291]. А вот сам Василий II, по сообщениям московских летописцев, сражавшийся мужественно и получивший несколько ран, вместе с Михаилом Андреевичем Верейским попал в плен к Мамутяку и его брату. Впрочем, о героизме великого князя, как уже было сказано, мы знаем только со слов весьма благосклонных к нему московских летописцев. Даже биограф Василия II Н. С. Борисов высказал сомнение в их достоверности, полагая, что рассказ о подвигах своего государя должен был «хоть как-то скрасить тягостное впечатление от поражения»[292]. Во всяком случае, о страданиях великого князя от полученных ранений в источниках ничего не говорится.
Рис. 22. Битва под Суздалем. 1445 г. Миниатюра Лицевого летописного свода XVI в.
Рис. 23. Пленение Василия II в битве под Суздалем. Миниатюра из «Истории о Казанском царстве». ОР РГБ. Ф. 173. № 98. Л. 22
Ордынцы Мамутяка потеряли в Суздальском сражении около 500 человек – седьмую часть своего войска. Но боеспособности оно не утратило. Ведь татарским воинам посчастливилось одолеть армию великого князя, а самого его пленить.
После столь крупной победы торжествующие татары ворвались в Суздаль и три дня грабили его. Все это время пленный великий князь содержался в также захваченном врагом Спасо-Ефимьевском монастыре. Там с него сняли нательные кресты, которые победители отослали в Москву матери и жене Василия Васильевича – зримое свидетельство их триумфа. Повез горестные трофеи татарин Ачисан[293], доставивший их прямо в Москву. Полученное известие повергло в ужас не только Софью Витовтовну и Марью Ярославну, но и весь город. Надо думать, вручение крестов пленного государя произошло публично и скрыть случившуюся катастрофу было невозможно… Как отметил еще Николай Михайлович Карамзин, «Москва видала ее правителей и в злосчастии и в бегстве, но никогда не видала в плену»[294]. Теперь же эта беда случилась…
После трехдневной передышки, оставив опустошенный Суздаль, татары двинулись на Владимир, перейдя через Клязьму. Однако местные жители успели подготовиться к обороне, и враги не рискнули осаждать город, ограничившись грабежом предместий. Затем Мамутяк и Якуб вернулись в Муром, а оттуда ушли к отцу, в Нижний Новгород, уводя с собой и пленного великого князя[295].
Несчастья того страшного года усугубились большим пожаром в Москве, произошедшим 14 июля 1445 года, когда рассыпались пеплом не только деревянные дома и строения, но и, по свидетельству летописца, «церкви каменные распадошася, и стены градные каменные падоша во многих местах»[296]. Погибли тогда в огне и задохнулись около 1500 человек[297]. Перепуганные княгини Софья Витовтовна и Мария Ярославна с детьми и ближними
