Ксан подошел к Тасмине. Охранники вопросительно глянули на своего босса, но тот хранил молчание. Распутать ремни, которыми женщина была привязана к контейнеру, оказалось непросто. Ксан ломал ногти, помогал себе зубами. Тело Тасмины было холодным, застывшим, она была в обмороке.
Наконец ему удалось освободить женщину. Опустившись на колени, провел рукой по ее лицу. Кожа была холодной, мертвой. Ксан поцеловал Тасмину в губы, надеясь таким образом заставить ее очнуться. Ему показалось, что он целует лягушку.
Сжимая руку возлюбленной, Ксан ощутил наполнявший ее холод. Вот замерзают вены, артерии, капилляры, один за другим отключаются органы чувств. Сердце из последних сил качает кровь, его удары гулко бьют в уши, от них трещат барабанные перепонки, нервно мигают лампы на стенах и потолке, качаются стены подвала. Вот так, под оглушительный аккомпанемент, жизнь вытекает из тела. Ксан, крепче сжимал руку Тасмины, ожидая, что следующий удар разнесет в клочья их земную оболочку, и они обретут бессмертие и счастье.
В этот момент раздался глухой голос: — Нечего сидеть как на молитве, вынесем ее наружу, вдруг моя девочка еще жива.
— Это Юсуфзай, огромный, сутулый, с всклокоченной шевелюрой. Лоб в испарине, мешки под глазами. — Помогай, не сиди как пень. — Они потащили Тасмину по винтовой лестнице, на них глазели охранники, ошеломленные переменой в поведении хозяина.
Тасмина была еще жива и даже отвечала на простые вопросы. «Как ты?» — «Хорошо». — «Нужно тебе что-нибудь?»
— «Нет». Но она так и не смогла согреться. Перед тем как умереть, улыбнулась и сказала, что все будет хорошо.
Ее хоронили на следующий день. Народу пришло немного — Юсуфзай, Ксан, слуги, да местные крестьяне. Среди них затесался сборщик мусора Фарук: опираясь на корявую палку, застыл на краю могилы. После недолгой церемонии безутешный отец отказался уходить, сказав, что хочет остаться с дочерью. Челядь, демонстрируя преданность хозяину, изъявила желание последовать его примеру, но Юсуфзай прогнал всех прочь. Как ни странно, не тронул Фарука, который уселся на грязную землю и исподлобья следил за своим братом.
Погост был виден из ворот поместья, и слуги выходили посмотреть, что там происходит. Неподвижный силуэт Юсуфзая становился все менее заметным в сгущавшихся сумерках.Рядом чернел горб сборщика мусора. Наверное, для отца Тасмины было естественным оставить с собой Фарука — как напоминание о прошлом, которое уничтожило его и принесло гибель дочери. Наутро.
Ксан, наконец, отыскал ботинки, принялся впихивать вних свои громадные ступни.
— Что — «наутро»?
—Ничего, — Ксан хмуро притопнул ногой. — Когда рассвело, на кладбище никого не было. Ни Юсуфзая, ни Фарука. В этом было что-то мистическое, местные не сомневались, что тут не обошлось без дьявола. Хотя, если по совести,то дьяволом был сам Юсуфзай. Который неожиданно обрел способность ужасаться собственным поступкам. Вот и ушел куда глаза глядят, а Фарук увязался за ним. Наверное, этот урод не захотел лишить себя последнего удовольствия — лицезреть поверженного врага. Наверное, оба этих сумасшедших умерли от жажды и голода, а может, их растерзали звери.Больше о них никто не слышал. Вот такая история.
— А что потом? Как тебе удалось из этого выпутаться?
Застыв в дверном проеме, Ксан медленно развернулся.
На его лице было написано раздражение — надо же понимать: у человека скоро самолет, а ему еще до дому добраться, вещи собрать.
— После исчезновения хозяина никому до меня дела не было. Я вызвал полицию, экспертов. Это заняло два-два-три дняа затем я вернулся в Исламабад. Вот и все.
Затворяя за собой дверь, Ксан негромко произнес кое-что еще. У лысого ногти не вырастут. Вот, что он сказал.Если, конечно, я правильно расслышал.
V. Важнее фактов
— Не нравятся мне твои слова. — Ксан подошел к лотку с шарами для боулинга и принялся выбирать подходящий.Облюбовав темно-фиолетовый, шестнадцати фунтовый, сунул в него свои корявые пальцы и шагнул к линии броска.
Дело происходило в одном из подмосковных спортклубов, запредельно дорогом, между прочим. В старых шароварах, кроссовках еще советского производства я выглядел белой вороной. Там все щеголяли в обновках от «найка» и«рибока». Вокруг зеркала, полированное дерево, скрипящие кожей спортивные снаряды, умопомрачительная стойка бара, бассейн с бирюзовой водой и многое другое. Кто мог знать, что Ксан затащит меня сюда?
Мой друг появился как всегда неожиданно. Я уже отчаялся его увидеть. Свалился как снег на голову: сообщил, что бросил прежнюю работу и теперь вкалывает не «на дядю»(имелось в виду государство, на которое он горбатился тридцать лет), а занимается предпринимательством. Денег Ксан зарабатывал изрядно: это наглядно подтверждали огромный джип, мобильник последней марки, да золотой «лонжин».
В боулинге я был впервые, и мне быстро наскучило.Наверное, потому что плохо получалось. Почти не попадал, поскальзывался, и мои шары (десятифунтовые, что были под силу) в лучшем случае сбивали крайние кегли.В общем, меня охватило раздражение, и я искал, к чему бы придраться. Ксан не обращал на мое настроение ровно никакого внимания и методично набирал очки выверенными бросками.
Увы, я больше не чувствовал в нем родственной души.Он почти год отсутствовал, и теперь лишь внешне походил на себя прежнего. Возможно, дело заключалось в его новом ремесле: доходное и престижное, оно затягивало моего друга в ряды новых русских, с которыми у меня не могло быть ничего общего. Исчезла доверительность, которую я так ценил, душевный контакт.
В Ксане проглядывали кичливость и снобизм. С небрежным высокомерием он демонстрировал свою близость к «высшим сферам» и просвещал меня, указывая на посетителей клуба: это президент банка, вот та — знаменитая писательница, в дверях — канадский посол, а миловидная дама,катавшая шары на соседней дорожке — вице-консул американского посольства и сотрудник ЦРУ. Тут я не выдержал и сказал, словно сплюнул: «Шпионка, фу-ты ну-ты!». С учетом моей обычной уравновешенности это прозвучало как вызов.
Тогда Ксан и позволил себе выразить неудовольствие.
— У нее работа не хуже твоей.
Ну, я пуще того расстроился. Меня угнетало сознание того, что все свои годы я отдал отупляющей деятельности в«Росводканале», и жизнь потратил зря. А потому отреагировал резко:
— Терпеть не могу шпионов и шпионок. Они обманывают и предают.
В ответ на эту полудетскую запальчивость Ксан вскинул брови и переключился на кегли. Вначале сбил восемь,и сейчас их оставалось две. Перед ним стояла сложная задача — единым броском повалить эту парочку, которая располагалась весьма неудачно. Одна в левом углу площадки,другая — в правом. Казалось немыслимым, чтобы шар, даже пущенный тренированной рукой, ударил сначала в первую кеглю, а после, резко изменив траекторию движения, покатился на свидание со второй.
