— Госпожа директор, вот и кофе, — объявил он, ставя чашку прямо перед ней.
— Спасибо, Эрик, очень мило с вашей стороны. Кофе действительно кстати.
— Судя по всему, вы отсюда не уходили. Нашли что-нибудь интересное?
— О чем вы?
— Ну что вы… У нас все знают, что вы приехали сюда вчера вечером из-за второй жертвы серийного убийцы. Разве не так?
— Я решила назвать его «парижский бичеватель», так легче. Он наносит своим жертвам тридцать ударов плеткой, ни больше ни меньше, ровно тридцать, а потом — удар кинжалом. Не очень-то веселая картинка, а? Этот тип прекрасно осведомлен о наших технологиях, а значит, и чертовски осторожен.
— Но профессор Вилар и дивизионный комиссар Сирски располагают всем необходимым, чтобы найти его, не так ли?
— Мне не нравится столь циничный тон, доктор Фьори.
Молодой человек заговорщицки подмигнул Армель и скрылся за дверью. Профессору Вилар приходилось порой ставить на место этого доктора Фьори. Правда, некоторые коллеги находили, что этот цинизм только добавлял ему обаяния, но до дивизионного комиссара Сирски молодому человеку было далеко. Там была другая закалка, но комиссар — птица не их полета: Сирски искал идеальную женщину, ту, в которую он без ума влюбится с первой встречи. На самом деле он был просто романтиком, даже если сам этого не осознавал. Она надеялась, что он сможет встретить свою мечту до того, как будет слишком поздно. Потому что это «поздно» подстерегает нас на каждом углу — об этом свидетельствовали трупы, лежавшие в соседнем помещении.
* * *
Девять тридцать. Комиссар Сирски сидел прямо перед Коэном, загнавшим в угол рта толстую сигару. Комиссар Рост, майоры Кривен, Терон и психолог Доминик Крейс заняли свои места вокруг стола.
— Хватит ходить вокруг да около, — заявил заместитель директора Уголовной полиции. — Сегодня после обеда надо ждать третий труп. Мы имеем дело с серийным убийцей. С этого момента все остаются на рабочих местах вплоть до его ареста. Надеюсь, вы располагаете наконец серьезными уликами, чтобы мы могли сесть ему на хвост.
— Веревка и морской узел, — выдвинул предложение Нико. — Это что-то может дать. Кроме того, и первая, и вторая жертвы были беременны, это тоже может быть следом. Надо разрабатывать оба этих направления. Что касается волосков, снятых с кинжала, результаты будут завтра, если они, конечно, что-нибудь дадут.
— А как насчет предотвращения третьего убийства? — поинтересовался Мишель Коэн, — Мысли есть?
Нико тяжело вздохнул:
— Собрать пресс-конференцию?
— У нас есть что заявить? — поинтересовался его начальник. — Что все тридцатилетние брюнетки из зажиточных слоев населения, к тому же беременные, не должны никому открывать дверь?
— А почему бы и нет? — вмешалась Доминик.
— Нам необходимо передать это сообщение во все комиссариаты Парижа, — продолжил ее мысль Жан-Мари Рост. — В этом случае почему бы не обратиться к прессе? Ведь утечка информации все равно произойдет, и очень скоро. И долго мы не сможем избегать вопросов журналистов. А так мы берем инициативу и стараемся воспрепятствовать худшему развитию дел.
— Которого все равно следует ожидать, — отрезал Коэн, — проведем мы пресс-конференцию или не проведем. Не тешьте себя иллюзиями. Но я не возражаю. А ты, Нико?
— Почему бы и нет?
— Директор хочет видеть нас у себя около полудня. Там будут префект и прокурор. Сразу и решим, организовывать ли встречу с журналистами. А пока необходимо что-то предпринять, даже невозможное. Жду обнадеживающих новостей в ближайшие часы. Докажите, что вы достойны работать на набережной Орфевр, тридцать шесть.
* * *
Никаких сомнений, ему этого не хватало. Убийство становилось необходимостью, но оно приносило столь кратковременное наслаждение, что требовалось продолжение, нужна была следующая женщина, чтобы заполнить зияющую пустоту. Свист плетки, кровь, слезы… и насыщение этими слезами. Он не был таким идиотом, чтобы раскидываться своей ДНК на месте преступления, он сдерживался, и только дома, после всего, заслуженно отдавался наслаждению.
Следующая жертва не заставила себя ждать. В нескольких метрах от него появилась худенькая красивая брюнетка с длинными волосами, такая, как он любил: счастливое лицо, на губах улыбка, решительная походка. Он смешает ее с грязью. От боли она потеряет разум. И никогда не сможет найти ответ на вопрос, мучивший, наверное, их всех: «Почему именно я?»
* * *
Ее муж должен был вернуться поздно и, конечно, без сил. Двухдневная командировка наверняка сделала свое дело. Она решила приготовить ему сюрприз. И прекрасно знала, как к этому приступить: легкий обед, хорошее вино, тонкое постельное белье… Блистательное начало! Тем более ей было что ему сообщить. Он, наверное, сойдет с ума от радости, ведь он мечтал об этом с того дня, как они познакомились…
9. …И реальность
Региональным директором Уголовной полиции Парижа была женщина. Николь Монтале было пятьдесят пять, коротко стриженные волосы, темные глаза, рост метр шестьдесят восемь. Строгий костюм цвета мокрого асфальта, две скромные жемчужинки в ушах лишь подчеркивали ее женственность. На руке только обручальное кольцо. Все ее движения и голос говорили о естественной привычке управлять. Впрочем, надо признаться, ей это шло. Подняться до столь высоких этажей власти в полиции дело непростое, а женщине на подобные подвиги сил надо было потратить в несколько раз больше. Она бесспорно заслуживала свое назначение и прекрасно знала, как выжить и не дать себя уничтожить полицейской машине, — насилие на местах, расследования, приказы, административная ответственность. Нико редко общался с ней напрямую, но каждый раз после подобных встреч у него поднималось настроение и в голове прояснялось.
Он улыбнулся своим мыслям. За годы совместной жизни с Сильви она ему не однажды говорила, что в нем есть нечто женственное, и уверяла, что не знала мужчины столь же чувствительного, как он, столь же хорошо понимавшего женщин. Он всегда понимал их стремления, трудности, с которыми им приходилось сталкиваться в этом все еще мужском мире… Сильви даже уверяла, что у него есть шестое чувство — понимание женщин. И от этого ревновала еще больше.
Но как можно было не восхищаться Николь Монтале? Нико прекрасно видел осуждающие взгляды, которыми награждали «госпожу директрису» некоторые его коллеги. Прозвище звучало неубедительно и выдавало зависть: как будто женщина по определению не могла работать на подобной должности. Нико прекрасно понимал, что ей пришлось сражаться, чтобы преуспеть в профессиональной жизни, и при этом надо было не попасть в ловушки, расставленные этими идиотами. За это он только больше уважал ее и гордился, что работает под началом такой женщины.
В кабинете Николь Монтале один за другим появились прокурор Республики и префект. Выглядели оба прекрасно и производили впечатление людей, достигших верха социальной лестницы. В третьем, сопровождавшем их мужчине Нико узнал Александра Беккера, судью, который был назначен вести это дело. Обращаться теперь за всем нужно было к нему. Нико уже приходилось с ним работать, но он ничего не мог сказать об этом человеке — между ними установились отношения некой безразличной терпимости.
