только удивлялась, почему все эти дни ей постоянно снился один и тот же сон: как она совокупляется с Микки Маусом, Человеком – пауком и еще какими-то странными персонажами. Наркоотрыв, рассуждала Никки, видимо, сделал свое дело, лишил последних крупиц разума. А еще наградил болью. Каждый участок тела болел, все было в синяках и ранах. Внутренние органы как будто тоже были истерзаны, ныли безостановочно.
Никки взглянула на свой телефон. Экран вспыхнул из-за уведомления, возвещавшего о пятидесяти пропущенных звонках от Леды. Надо же! Она наконец-то вспомнила, что у нее есть еще одна сестра! Никки было приятно, что Леда отреклась от своего обета молчания, но перезванивать ей не стала, так как еще хранила обиду на нее.
Лунет где-то нашла надувной детский бассейн, наполнила его морской водой и притащила в комнату, где спала Никки. Когда Никки пробудилась, Лунет лежала в бассейне, тихо хихикала и облизывала мокрые соленые пальцы.
– Лунет… что ты делаешь? – поинтересовалась Никки.
– Прячусь. Там Элай кричит…
– Кричит?
– Угу, кричит. Надоел уже…
Никки с трудом встала, взяла с кровати чью-то футболку, надела ее на голое тело и вышла из комнаты. На первом этаже была возня: парни громко переговаривались, суетились, тащили чемоданы на улицу, к арендованной машине.
– А вы куда?
– Каникулы закончились, детка, – ответил Обри, шлепнув Никки по попке.
Никки, не обращая внимания на тошноту, головокружение и мерзкую жажду, что решили одолеть ее, как только она перешла в вертикальное положение, поковыляла к комнате Элая. Она была слегка дезориентирована, и ей не сразу удалось бы найти его комнату, если бы не крик. Пронзительный крик раздавался за дверью одной из спален. Никки шла на него, точно корабль на свет маяка. Открыв дверь той самой спальни, Никки ужаснулась. Элай лежал на полу, прижав к животу ноги. На покрасневшем его лице блестели слезы, глаза были зажмурены, рот не смыкался ни на секунду из-за безудержного крика, вены набухли на шее и лбу.
– Элай…
– Пошла отсюда!!! Не до тебя сейчас!!! – прокричал он.
– Ты чего это?
– Уходи!!!
– Что ты принял?!
– Ничего! Я подыхаю, Никки!
Та дьявольская злоба, та сила боли, то сопротивление, что повелевали Элаем, казалось, единым потоком вырвались из него и вселились в Никки, наделив ее необыкновенной, сверхчеловеческой энергией. Никки вмиг забыла о том, что сама еле стоит и дышит. Она выбежала из комнаты, схватила за руку Гаса, так как тот проходил мимо спальни Элая в этот момент.
– Гас, Элаю плохо!
– А у нас самолет через час, – парень равнодушно пожал плечами.
– Что за паленую дурь вы ему дали?!
– Не наезжай, а! Он чист. С четырех утра визжит. Выспаться не дал!
Никки поняла, что помощи от «верных» приятелей Элая ждать не стоит, как и от неадекватной Лунет. Все любили Элая, почитали своего лидера только тогда, когда он был здоров и бодр. Больной же, ревущий от боли – он никому не нужен.
Никки вызвала «Скорую», была рядом с Элаем, когда его транспортировали в госпиталь. Он сначала кричал на нее, словно Никки была создателем его мучений, потом просто кричал от боли, затем тихо плакал, держа Никки за руку и умоляя ее не бросать его.
– Солнце мое, я рядом! Не бойся! Ничего не бойся!
Врачи быстро поставили верный диагноз и без промедлений приступили к лечению.
– Никки… – сказал Элай, пробудившись после долгого сна.
– Я здесь.
– Что со мной?..
– Не волнуйся. Все страшное позади, – бодрым голоском сообщила Никки.
– Меня вылечили?
– Да, вылечили. Только… тебе пришлось кое-чем пожертвовать.
– Чем это?
– Элай, тебе ампутировали член.
– Что?! – Элай тут же задрал больничную сорочку и едва не расплакался от счастья, увидев, что его хозяйство в целости и сохранности. Затем он грозно посмотрел на Никки. Та тихо смеялась, прикрыв рот ладошкой.
– Если бы я мог встать, то убил бы тебя! Сволочь ты эдакая, Никки Дилэйн.
– А я рассчитывала услышать: «О, Никки, спасибо тебе за то, что спасла мне жизнь!»
– Спасибо, – бросил Элай, поправляя сорочку.
– Так-то лучше.
– Так что со мной было?
– Врачи сказали, что это что-то между гонореей и СПИДом.
– Твою мать… – Элай был готов снова разреветься.
– Да расслабься ты, дурачок. У тебя всего лишь почечная колика! – Никки теперь уже хохотала в голос.
– Ну, засранка… У меня нет сил, даже чтобы позлиться на тебя, – ответил Элай, испытывая небывалое облегчение. – Я реально думал, что умру.
– Я бы этого не допустила. – Никки взяла обессиленную руку парня, поднесла к своим губам, осторожно поцеловала и прижала к горячей щечке. – Ты теперь мой самый близкий человек.
– Не надо, Никки…
– Почему? Я говорю совершенно искренне. Я тебя никогда не брошу и всегда помогу. Так я поступаю со всеми, кого люблю.
Элай посмотрел на Никки с жалостью, затем отвел взгляд в сторону, не в силах больше лицезреть это наивное, преданное существо, что самозабвенно провело целые сутки у его койки. Несколько дней назад он обрек это существо на невыносимые страдания. Его насиловали, били, над ним смеялись, а потом просто бросили, как отработанный материал. Никки сидела у койки Элая немытая, голодная, измученная, самостоятельно сражающаяся со своей ноющей, непроходящей болью. Не жалуясь, не подавая виду. Элая внезапно сковало одно острое чувство… Оно было гораздо сильнее того болевого синдрома, что заставил его плакать и кричать. Никакие лекарства и врачи не спасут Элая. Даже магия запрещенных белоснежных порошков здесь бессильна. Это чувство – вина.
* * *
Элай должен был покинуть Тайс с парнями, но внезапная болезнь заставила его изменить планы, ему пришлось отложить свой отъезд. Разгневанные родители Лунет лично приехали забрать свое чокнутое чадо, поскольку та пропустила уже несколько дорогостоящих лекций. Лунет, оказывается, грызла гранит науки в одном из лучших университетов Глэнстоуна.
Итак, Никки и Элай остались одни. Никки окружила едва очухавшегося от болезни парня заботой и вниманием, а Элай, до сих пор терзаемый виной, нехотя принимал ее ухаживания. От них невозможно было отказаться, поскольку Никки была чересчур настойчивой и упрямой. Да и, право слово, трудно было устоять перед этим потрепанным, хилым ангелочком, что тратил последние силы, проявляя максимум сочувствия и делая все от себя зависящее, чтобы помочь дорогому его сердцу человеку.
В целом, жили они мирно, порой даже весело. Никки любила быть полезной, ей нравилось любить кого-то, а особенно, если ее ценят в ответ. Никки была убеждена, что Элай ценит ее. Омрачали настроение девушки лишь настырные звонки от старшей сестры. Никки вскоре поняла, почему та ей звонит. Нет, не из-за того, что она соскучилась, простила ее или просто волнуется. Все
