Коровьева пародию на пролетарский гнев, но это уж вы, товарищи, придираетесь. Опять вполне советская сатира.
А безобразия в варьете? Там, может быть, тоже советская власть была виновата? Нет, товарищи, это всё та же мелкобуржуазная психология, которую мы до сих пор у себя не изжили. Вы только посмотрите, какой позор: советские женщины набросились на зарубежные халявные шмотки, словно им в Советской России одеться не во что. И это вместо того, чтобы на честно заработанные деньги спокойно приобретать продукцию фабрики «Большевичка». А когда с потолка посыпались «нетрудовые доходы», что произошло с нашими гражданами? Опять позор! И это всё потому, товарищи, что мы с вами ослабили идеологическую работу в широких массах трудящихся. Пора уже сделать выводы. И кому же у нас доверено воспитание граждан? Перерожденцам вроде Семплеярова? Так ведь он же товарищи, как редиска, только снаружи красный, а внутри он белый, как законченная контра. Или, может быть, кто-нибудь не видит, что у всех этих Лиходеевых, Варенух, Римских родимые пятна капитализма во всю рожу? Ох, и много же ещё работы у наших доблестных органов госбезопасности.
Всё это вполне советская сатира, ни какого посягания на основы. Антисоветского тут не больше, чем в сатирических штучках Маяковского. Или, может быть, ещё Аркадия Райкина в антисоветчики записать? Конечно, у Булгакова всё тоньше, его «социальные главы» можно понять, как сатиру на советскую сатиру, но это уже тонкости, кто заметит-то? Так с какого же перепугу можно было увидеть в «Мастере и Маргарите» антисоветскую книгу?
Да и был ли Булгаков антисоветчиком, диссидентом, «внутренним эмигрантом»? Нет, конечно. Он был приспособленцем, конформистом. Не в осуждение говорю. Мы, прожившие при советской власти значительную часть сознательной жизни, тоже ведь хотели как-то приспособиться, хотели иметь нормальную работу. Всё это вполне обычно, хоть тут и нет ни чего возвышенного. Нам хочется, чтобы гений был во всем выше нас, но в этом отношении он выше нас не был.
Жена Булгакова вспоминала, как ночью её разбудили рыдания мужа. Захлебываясь от слез, Михаил Афанасьевич еле выдавил из себя: «Лена, почему меня не печатают, ведь я же талантливый». Сколько боли накопил Булгаков в своей душе, как истерзано было сердце художника…
Он ведь всеми силами хотел интегрироваться в советскую власть, хотел стать для неё своим и власть эту вовсе не считал для себя чужой. Он хотел видеть себя хорошо издаваемым знаменитым советским писателем. И в 20-е годы его действительно хорошо печатали, а в 30-е как-то постепенно перестали печатать. И это стало для него трагедией. Он страдал от разлада с советской властью, какой уж тут антисоветчик. Он не понимал, что случилось? Да всё он прекрасно понимал, но его душа не могла принять того, что бездарные подмастерья обласканы, а талантливые мастера в загоне.
В недавнем фильме про Вампилова Рубцов говорит Вампилову: «Почему нас не печатают? Ведь у нас же нет ни чего антисоветского». А неужели непонятно? Да, у Булгакова, Рубцова, Вампилова действительно не было ни чего антисоветского, беда однако в том, что ни чего советского у них тоже не было. И для советской власти они были вроде бы как и не чужие, а вроде бы как и не свои. Да, они не вели ни какой тайной войны с советской властью, за это она их терпела и даже издавала время от времени, нехотя, сквозь зубы. Но они не давали ни каких подтверждений своей любви к советской власти, так ей-то их за что было любить? «Бруски» надо было написать. «Цемент» какой-нибудь. «Капремонт» хотя бы. Тогда и кушали бы в «Грибоедове», и дачи бы получили в Переделкине, как «самые талантливые». Но вот ведь беда-то какая:
Там на маэстро фрак с потертой фалдой,
Но сколько ты ему не заплати,
Не нарисует женщину с кувалдой
На стыках паровозного пути.
А ведь и впрямь беда. Булгаков не был антисоветчиком и в общем — целом, полагаю, весьма неплохо относился к советской власти, но «нарисовать женщину с кувалдой» он не мог. И вовсе не из-за идейных расхождений с советской властью. Просто «женщина с кувалдой» это такая дикая фальшь, которой настоящий художник не может себе позволить. Художник не мог воплощать в образах советские идеологемы просто потому, что это антихудожественно. Вот почему самыми яркими представителями социалистического реализма были самые бездарные советские писатели. Их фальшь не смущала, они её не чувствовали. Они не боялись угробить свой талант, потому что его не имели. Они совершенно спокойно заключали «сделки с дьяволом», потому что ни чего на этом не теряли.
А Булгаков, видите, какой интеллигент: против дьявола не возражал, но сделки с ним заключать не захотел. Первое стало причиной того, что он умер своей смертью и на свободе. Второе стало причиной того, что его перестали печатать.
Булгаков очень тяжело переживал то, что его «без всяких поводов загнали на чердак». Это было его самым сильным, самым душераздирающим чувством (по ночам же рыдал) во время работы над «Мастером и Маргаритой». Так о чем же получился этот роман даже, может быть, и помимо воли писателя? О том единственном, о чем он только и мог получиться у писателя, переживающего трагический разлад с миром. Главная тема «Мастера и Маргариты» — растерзанное сердце художника. И на эту тему работают все пласты романа.
Трагедия Мастера
Казалось бы, самая большая «антисоветчина» романа в том, что советские издатели и критики довели Мастера до безумия. А вот тут-то и нет. Власть так жестоко обошлась с Мастером не потому что была советской, а потому что была властью. И дело даже не во власти, как таковой, а в том, что любая власть — отражение реальности. То есть это даже не про конфликт художника и власти, а про конфликт художника и реальности. Любой реальности.
Вы думаете Победоносцев отнесся бы к «роману о Пилате» благосклоннее, чем Берлиоз? Царская духовная цензура растерзала бы творение Мастера с таким остервенением, что Латунский с Ариманом могли бы поучиться (Да, очевидно, и учились). Или, может быть, общественному мнению царской России привыкать было писателей до дурдома доводить? Так вспомните, как чудовищно, мерзко и злобно травили Чаадаева, которого потом «объявили сумасшедшим». Не уверен, что только «объявили», Петр Яковлевич вполне мог и в самом деле подвинуться рассудком, когда его захлестнула волна тупой злобы. И ведь просто же не поняли того, что хотел сказать Чаадаев. Да и кому там было интересно что-то понимать, слюною брызгать
