еда?
— Шоколад.
— Любимый фильм?
— «Взрослая неожиданность».
— Любимая поза в сексе?
Губы Фрэнки изогнулись в улыбке.
— Их слишком много, чтобы выделить одну.
Айрис издала хриплый смешок.
— Ты мне нравишься. Я всегда была неравнодушна к «перевёрнутой ковбойше».
— Мама! — ахнула Лидия.
— Хотя моей паре больше нравились «ножницы».
— Мама, остановись, умоляю.
Айрис бросила раздражённый взгляд на дочь.
— Серьёзно, Лидия, ты уже не новичок в сексе.
— Я почти уверена, что Фрэнки приехала не для того, чтобы обсуждать Камасутру.
— Это просто вопрос, — защищалась Айрис. Переведя взгляд обратно на Фрэнки, она сказала: — Расскажи ещё что-нибудь.
Она задавала много вопросов, но они были непринуждённые, а временами даже забавные. Она хотела знать всё о скульптуре, о том, как Фрэнки училась в школе, и о том, какая её волчица. По сути — как и сказала Лидия — Айрис просто хотела познакомиться поближе.
Через некоторое время Айрис сказала:
— У тебя, наверное, голова уже кипит от всех моих вопросов. Если есть ты что-то хочешь знать, не стесняйся, спрашивай.
Хотя Айрис ни разу не затронула тему родителей, Фрэнки сказала:
— Я хочу знать о нём. И не хочу.
— Я понимаю. Кристофер был занозой в заднице. — Похоже, удивление отразилось на лице Фрэнки, потому что Айрис спросила: — О, ты думала, я нарисую его святым? Нет. Он не был плохим, но мог чертовски раздражать, потому что был упрямым, контролирующим и видел только чёрное и белое. Для него не существовало ничего серого. Если ты ошибся, или поступил неправильно, по его мнению, значит, ты плохой. Он не был упрямым, просто плохо отпускал обиды. А ещё он был темпераментным, хотя мне говорили, что это нормально для художников.
— Он был художником?
— Любил рисовать. И у него неплохо получалось. Не для художественной галереи, но талантливо. У него было много хороших работ. Он был преданным. Защитником. С сильной волей. Честным. И любил тебя. Раньше он носил тебя на шее, называл своей принцессой. И любил Кэролайн. — Айрис прерывисто вздохнула. — Я не знаю, что пошло не так. Я, правда, не могу представить, что могло случиться. Они казались такими счастливыми.
— Я не могу дать тебе ответы о том, что случилось той ночью, — мягко сказала Фрэнки. — Понимаю, почему ты хочешь их получить, но если надеешься, что я смогу ответить, то нет. Я не помню.
Айрис похлопала её по руке.
— Я не буду отрицать, что хотела бы покончить с этим, но не питаю иллюзий, что ты способна мне это дать.
— Ты думаешь, я что-то видела?
— Ты была умным ребёнком. При возникновении проблемы, ты знала, что нужно спрятаться. Но даже тогда была дерзкой. Слишком любопытная для твоего же блага. Ты бы вышла из укрытия, чтобы посмотреть, что происходит, так что да, я верю, что ты что-то видела. Я видела фото твоих скульптур, Фрэнки. Они завораживают, хотя напоминают что-то из ночного кошмара. Они заставляют меня задуматься, не держишь ли ты эти воспоминания запертым глубоко внутри. Но мне бы и в голову не пришло просить тебя вернуть их — ничего хорошего из этого для тебя не выйдет. И разъяснение всей истории ничего бы не изменило.
Заметив лёгкую неуверенность в голосе Айрис, Фрэнки бросила на Лидию обеспокоенный взгляд.
— Она вымоталась, — сказала Лидия Фрэнки. — Мама, тебе лучше отдохнуть.
Айрис фыркнула.
— Ладно, ладно. Я благодарна, что ты пришла, Фрэнки. Даже больше благодарна, чем ты себе можешь представить. Я надеюсь, что ты вернёшься, но пойму, если нет.
Выйдя из комнаты, Фрэнки удивлённо моргнула, увидев Трика, прислонившегося к стене.
— Айрис нужно отдохнуть, так что Лидия помогает ей устроиться.
— Вы провели много времени вместе, — заметил он. — Все не так плохо, как ты себе представляла?
Совсем нет.
— Айрис всё упростила.
— Хорошо. Теперь время экскурсии.
— Разве ты не занят?
— Я свободен. Пошли.
Слишком любопытная, чтобы отказаться от такого предложения, Фрэнки последовала за ним. Сначала он показал ей пещеры, провёл по разным этажам и позволил заглянуть в игровую комнату, медпункт и даже в прачечную. Потом вывел её на улицу. Здесь было на что посмотреть. Не только лес и горы, но и река, дикая природа и его любимые места. Он рассказывал множество историй о стае, заставляя её смеяться снова и снова. По просьбе Фрэнки они поднялись на вершину одной из гор. Вид открывался потрясающий, и было приятно слушать, как ветер свистит вдоль утёса, и заставляет деревья внизу слегка покачиваться. Её волчице это нравилось. Как и дикие запахи холодного камня, сосновых иголок и мха под ногами.
— Это трудно? — спросил он.
Она окинула взглядом долину внизу, восхищаясь ущельем, пенистым водопадом и птицами, которых могла видеть на верхушках высоких деревьев.
— Что тяжело?
— Жить не в стае?
Фрэнки сморщила нос.
— Я не знаю ничего другого — не помню, чтобы что-то было по-другому. Моя волчица немного раздражительная, и я часто задаюсь вопросом, не потому ли, что у неё нет стаи и территории. Я думаю, ей становится одиноко.
Трик пригвоздил её взглядом.
— У тебя есть стая.
Считаться частью стаи и на самом деле чувствовать, что она принадлежит ей — две разные вещи.
— Ты что-нибудь помнишь о моих родителях?
— Да. Твой отец обычно прогонял меня и других мальчиков, говорил нам держаться подальше от его принцессы. Мы просто играли, и ты обычно смеялась до упаду. У твоей мамы всегда было печенье, и она раздавала его тем, кто обещал не шалить. Ты была активным, счастливым ребёнком. Полна энергии. Ну, и милой. — Его рот дёрнулся. — Сейчас не такая милая.
— Нет, но могу иногда быть. Почему это заставляет тебя улыбаться?
— Мне такие нравятся.
— Тогда, чёрт возьми, и я понравлюсь
Он усмехнулся.
— Нужно возвращаться — пора ужинать. Ты можешь остаться на ночь. Как ты уже видела, у
