Последний раз видела, когда он платил по договору.
— 15 апреля? — удивился Кламар.
— Нет, за этот месяц он еще не платил. Мы с ним договорились, что он будет платить в начале месяца, ему так удобнее — ему жалование первого числа платят.
— А сейчас он дома?
— Откуда мне знать? Я за ним не слежу, его входную дверь из моего дома не видно. Но света в окнах я вчера вечером не видела.
— Благодарю вас, мадам, — приподнял шляпу Кламар. — А через ваш двор в павильон можно пройти?
— Можно, вон через ту калитку.
Шедшая через огород тропинка из плитки была такой узкой, что по ней можно было идти только гуськом. Впереди двигался Прэмборн, за ним — Кламар, замыкал шествие д’Эврэ. Когда они находились метрах в пяти, в доме открылось окно и на улицу вылетела граната…
Им повезло — метатель не рассчитал силы, и бомба улетела во двор мадам Лесобр.
Раздался взрыв. Прэмборн заорал и упал на вскопанные грядки, а Кламар с д’Эврэ синхронно выхватили пистолеты и стали палить в сторону открытого окна, за которым виднелся силуэт метальщика. Тот крикнул что-то непонятное и упал. Укрыться в огороде было негде, оставалось или бежать к дому, или возвращаться на участок хозяйки. Полицейские, не сговариваясь, ринулись под стены павильона и встали с разных сторон окна.
«Сейчас вторую бомбу кинет, и конец нам, — подумал д’Эврэ, стараясь как можно плотнее вжаться в стену дома. — Да еще и плащ испорчен!» Плащ был испачкан в грязи, побелке и крови Прэмборна.
— Сдавайтесь, Муньос! — крикнул Кламар, — дом окружен!
Ему никто не ответил. На огороде стонал местный инспектор, а над трупом мадам Лесобр выла ее собака.
Глава 9
2 мая была Пасха. «У хромого Жозефа» не протолкнуться — народ разговлялся. По большим праздникам хозяевам приходилось обслуживать клиентов наравне с официантами — те не справлялись. Поэтому Клопп, облаченный в длинный передник, стоял у столика и принимал заказ у уже подгулявшей компании:
— Водочки, голубчик, каждому по яичку, кулич побольше, окорочок, ну и икорки красной.
— Есть свежайшая осетровая, не желаете?
— Спасибо, голубчик, но с тех пор, как мы сделались белыми, икру себе можем позволить только красную.
Вдоволь находившись с подносом, Осип Григорьевич натер культю, отправил в зал бармана, а сам встал за стойку.
Выполняя очередной заказ на коктейль, Клопп весь отдался этому непривычному для себя занятию, а когда поднял глаза, увидел у стойки д’Эврэ.
— Христос Воскрес! — поздоровался он с инспектором.
— Да, да. Вечно вы, русские, опаздываете, у нас он еще месяц назад воскрес[62].
Клопп отдал коктейль и спросил у д’Эврэ:
— Рюмочку?
— Не откажусь. Налейте вашей фирменной.
Осип Григорьевич достал со льда бутылку ревельской и отмерил одну двухсотую ведра — рюмки у него были русские.
— И яичко вам от фирмы, — сказал он, положив рядом с рюмкой окрашенное луковой шелухой куриное яйцо.
— Спасибо. Только не вы меня должны угощать, а я вас. Вашими стараниями я теперь полноправный член бригады по расследованию умышленных убийств уголовного отдела судебной полиции. Жалование в полтора раза больше, к медали меня хотят представить.
— Читал, читал я в газетах о ваших успехах. Поздравляю.
— Ну, старина, в этом раскрытии и ваша большая заслуга. Я по этому поводу и пришел. Приглашаю вас на пикник по случаю моего нового назначения. Выпьем на лоне природы, мяса пожарим. С моим начальством познакомитесь.
Клопп задумался.
— А когда?
— В следующее воскресенье.
— Ну что же, в воскресенье я могу, в воскресенье народу мало. Если это не Пасха, конечно.
В следующее воскресенье д’Эврэ заехал за ним в восемь утра. Он сидел за рулем небесно-голубого «Ситроена» с ярко-оранжевыми кожаными сиденьями. Рядом восседал толстячок лет сорока пяти, которого инспектор представил комиссаром Рошем. Клоппу пришлось разместиться на заднем сиденье, рядом с Кламаром и Лансело — мужчинами весьма корпулентными. Было тесновато.
— Долго ли ехать? — спросил Осип Григорьевич, с трудом закрывая дверь.
— В Божанси, это девяносто километров от Парижа, домчим за час.
За отъездом внимательно наблюдала супруга, взгляд которой не подобрел и после того, как она лично убедилась, что автомобиль до отказа набит лицами мужского пола и что ни одна мамзель, даже самая миниатюрная, туда не поместится. Будь ее воля, она бы и багажник на предмет наличия мамзелей проверила, но сделать это ей никто не предложил, а попросить она постеснялась.
Буквально через пятнадцать минут пригород, с его отравленным испарениями бензина и запахом кипящего в котлах асфальта воздухом, остался позади, и они помчались по прекрасной дороге, которая гладкой, широкой лентой тянулась до самого горизонта через только начавшие зеленеть поля и платановые аллеи.
Они проехали несколько старинных сонных городков — Шартр, Шато д’Эн, — пролетая по главным улицам мимо двухэтажных домиков с высокими кровлями и зелеными ставнями-жалюзи, старинных соборов и замков, и через полтора часа пути увидели под горой полноводную, быструю Луару, старинный мост на семи готических каменных арках и на другом, высоком берегу — рощу, черепичные кровли и шпиль колокольни.
Это и было Божанси. «Ситроен» остановился у маленького белого домика на улице Башни, который приютился у подножия громадного серого замка, построенного лет пятьсот тому назад.
— Шато-д’Эврэ — мое родовое гнездо! — гордо сказал инспектор.
— И что же, позвольте спросить, держит вас на службе, монсеньор? — усмехаясь, спросил Рош. — Открыли бы в замке отель и жили бы припеваючи.
— Удовольствия ничего не делать меня лишила череда революций, да и покойный дед постарался. С 1871 года замок нам не принадлежит, был продан за долги. Бывший дом садовника — все, что осталось от наших бескрайних поместий. Ну и столитровый бочонок вина, который новый хозяин замка по договору обязан выделять нам с каждого урожая. Этот бочонок мы сегодня и прикончим.
— Весь? — с тревогой поинтересовался Осип Григорьевич.
— Ну что вы, старина, завтра же на службу! Я думаю, хватит и половины.
Они сидели в заросшей виноградом беседке, пили кисленькое вино (Осип Григорьевич в винах ничего не понимал и предпочел бы водку, но водки не было), ели приготовленное теткой хозяина мясо. Потом д’Эврэ предложил пройти к реке. На берегу инспектора, как маленькие дети, стали пускать по реке камушки, соревнуясь, чей сделает больше подскоков. Осип Григорьевич и комиссар остались вдвоем.
— Еще раз спасибо, месье Клопп, — сказал Рош, закуривая трубку, — вы нам очень помогли.
— Да какое там помог — так, предложил версию.
— Которая оказалась совершенно верной.
— Я так понимаю, дело будет прекращено за смертью обвиняемого?
— Ну, это судебному следователю решать, но
