class="p1">Плавный и превосходно вкусный обильный обед в родных покоях неожиданно погрузил меня в дремотную негу, полную благодушных размышлений о грядущих изменениях в укладах всех народов Мира, что непременно будут иметь место после свадеб столь высокопоставленных разумных, оправданно взявших на себя ноши первопроходцев.
Буквально вынырнув из столь отдохновенного состояния в шестом часу пополудни, я стремительно освежился, влетел в парадный мундир и, едва сохраняя приличествующую неторопливость, направился в Малый Зал Приёмов.
Пройдя на привычное место и замерев статуей самого себя, я окинул взглядом собравшихся и отметил отсутствие мастеров Камня и Знаний, приславших своих заместителей. «Видимо, невероятно важный и срочный проект, — подумалось мне. — Любопытно!»
Зал постепенно заполнялся, вскоре прибыли брат и сестра, причём лица их открыто для внимательного взгляда выражали довольство — игриво глубокое у Эны, и азартно предвкушающее у Эна. Последними в левую дверь вошли две пары оборотней: Бургас и Яст-Мелхий с сопровождающими их старшими советниками. Расположились они едва заметно, но всё же поодаль от прочих разумных.
Вновь будто бы вдруг на Малый Зал пала непроницаемая тишь, а перед Троном Подземья воздвигся Владыка Эрр Первый. Окинув высокое собрание внимательным взором, он промолвил:
— Рад видеть вас, Дети Тьмы и Дети Ветра!
— Рады видеть тебя, о Владыка! — слаженным хором грянули тёмные и ветреные.
И приём пошёл далее по церемониалу: Владыка занял трон, в центральные двери постучали, и после ответного монаршего «да» меж распахнувшихся створок прошли семь светлых эльфов.
«Ну такие, зелёные в жёлтом… Э-э-э, в смысле в зелёном и жёлтом, — слегка смешанно подумалось мне. — Хотя оговорка-то в точку — бледность Детей Великого Леса и впрямь наводит на мысль о светлых фисташках. Видать, дела у них ещё печальней, чем когда я шутействовал при Алуринель. Но марку держат!»
Меж тем отзвучали цветистые и велеречивые приветствия с обеих сторон, и Эрр Первый, встав с трона, взял слово:
— О Дети Тьмы, — Владыка шагнул вниз по ступеньке пьедестала. — О Дети Ветра, — ещё шаг вниз и прямой взгляд на прибывших из Великого Леса. — О Дети Света.
Третий и последний шаг привёл монарха на полированный чёрный гранит пола, где августейший тёмный замер в двух шагах напротив светлой принцессы, возглавлявшей посольство, и продолжил:
— Сегодня, перед лицом трёх народов, я, Эрр Первый, Владыка Подземья и Тени Великих Гор, вопрошаю тебя, о сиятельная Алуринель, Первая Дочь Правителя Светлого Леса, прекрасный цветок Старшей Ветви Древа Власти: согласна ли ты стать моей невестой и женой?
С этими словами он исполнил изящный поклон и протянул светлой эльфийке правую руку ладонью вверх.
Из-за грани доносится тихий, несколько раз повторяющийся стук и неясно ворчливое бормотание мастера.
— Да, о Владыка, я согласна! — звонко в установившейся тишине ответила Алуринель и с поклоном сделала маленький шаг навстречу Эрру, грациозно вложив свою правую руку в его открытую ладонь.
Чуть сжав кисть светлой, темный монарх в шесть мягких и плавных шагов обошёл принцессу посолонь, одновременно разворачивая Её Высочество лицом к высокому собранию и становясь справа от неё. Разомкнув руки открывающим жестом, он провозгласил:
— Да будет так!
«Вот это папа дал! — восхитился я. — ТАК совместить ритуалы снисхождения к просящему и принятия в ближний круг с… э-э-э… сватовством, что ли? Короче — снова торжество Разума. Вон, все тёмные и ухом не повели, прекрасно понимая, что и для чего происходит, а светлые смотрят на отца с — о мать моя Тьма! — некой благодарностью? Лишь Дети Ветра явно озадачены — слегка так».
А Владыка продолжал монаршие речи:
— Через девять дней будет созван Большой приём, на коем мы и заключим помолвку согласно традициям. Я сказал.
— Да будет так! — согласно грянуло под сводами Малого Зала Приёмов.
Стоило отголоскам хора трёх народов затихнуть, как Её Высочество Эна промолвила, чуть повернув и склонив голову в сторону Хуух-Дууд Салхинов:
— О сыновья Вождей Клана Золотой Кошмы, по зрелом размышлении я, Эна, принцесса Подземья и Тени Великих Гор, даю вам своё согласие. Обряд обручения согласно традиции будет проведён на два дня позже Большого Приёма.
Яст-Мелхий и Бургас тут же поясно поклонились сестре и разразились пространной речью о счастье, радости и прочих положительных эмоциях, охвативших их.
«Выглядят братья так, будто об этом согласии они уже знали, — думал я, пропуская мимо сознания цветистые переливы тенора и баса. — Неужели Эна уже успела с ними неформально пообщаться и, по своему обыкновению, затянуть их в проверочный поединок? Жаль, что прошло всё это без меня. Прелюбопытнейшее, должно быть, зрелище было!»
Тем временем оборотни закончили вещать, и воздух наполнился словами ритуальных прощаний, вновь возвестивших радости видеть и слышать. Наблюдая за постепенно пустеющим залом, я, в который уже раз за сегодняшний день, отметил: «Вот, пожалуйста, высшая форма рутин — ритуал. Не надо думать — просто делай, что должно, и будет тебе социальное принятие и одобрение. А уж для подвижного ума не составит труда в рамки ритуала вписать необходимое. И вуаля — превосходный инструмент управления!»
Раскидав из головы слегка поднавязшие уже даже в зубах аналитические мысли, я лёгкой походкой, чуть ли не вприпрыжку, отправился к Дворцу Детей Владыки, намеренно вспоминая наиболее курьёзные стишки и считалочки.
«А то так недолго и посчитать себя очень умным, что — зачастую — приводит к разному непредсказуемому. Вот лучше попробую угадать, что сегодня будет на ужин: тёмная кухня или светлая? Надеюсь — тёмная».
Открыв дверь родных покоев и пройдя к обеденному столу, я понял, что не просто не угадал в своих надеждах, а не угадал на две трети — на столе в центре расположились три блюда: успевшие мне полюбиться буузы бликовали крепкими бочками, беспроигрышная пряженая булья вновь хрустко золотилась плавниками, и нечто невообразимое растительное, изысканно фаршированное ароматнейшим не пойми чем.
«Эвона как, — приступил я к ужину, начав с бууз, коих был всего пяток. — Все кухни Мира в гости к нам. Что ж, — перешёл я к образчику кухни Светлого Леса. — Обновим воспоминания, весьма противоречивые, надо сказать».
И впрямь: мнившееся странным плодом некоего растения блюдо при ближайшем изучении оказалось хитро свёрнутым кармашком из сочного мяса на пару, а мясная по виду и аромату начинка — сложно обработанными бобами с едва уловимыми оттенками будто бы осеннего леса.
«Вот, вот оно — видишь одно, чуешь другое, ешь третье, а послевкусие вообще с едой не связано! За ужином хочется есть, а не разгадывать многоуровневые загадки под аккомпанемент доносящегося из глубин подсознания внезапного сплина, — жевнув ещё раз, я всё же смилостивился в своих суждениях: —
