за голову и кричит матери Нило:
— Иди скорей сюда! Ты только послушай ее. Ох, уж эти дети!
Упендранатх Ашк
ВЕРБЛЮЖОНОК
Заметив, какими жадными глазами смотрит на его товар джат-мусульманин Бака́р, пришедший на ярмарку из деревни Сика́ндар, продавец Ча́удхри На́нду окликнул его гулким басом:
— Э-э, что пялишь глаза? Ведь все равно ничего не купишь.
И медленно, лениво потянулся, расправляя свое могучее тело. Пуговицы на его рубахе, сшитой из грубой домотканой материи, давно оторвались, и сейчас через открытый ворот виднелись широкая грудь и мощные плечи.
Бакар подошел поближе. У него была маленькая острая бородка и усы, какие обычно носят правоверные мусульмане. В глубоко запавших глазах горел упрямый огонек, словно он решился на что-то и ни за что не отступит.
Улыбнувшись уголками рта, Бакар произнес:
— Верблюдицу одну разглядывал, Чаудхри. Видать, красивая и молодая. Посмотришь — сердце радуется.
Услышав, как расхваливают его товар, Чаудхри поглядел на джата уже не так высокомерно.
— Какую верблюдицу? — спросил он внешне небрежно, но польщенный в душе.
— Да вот четвертую от края, — ответил Бакар, показывая рукой.
В тени старого развесистого дерева было привязано с десяток верблюдов. Среди них выделялась молодая верблюдица, которая часто вытягивала вверх свою длинную красивую шею, чтобы сорвать с дерева зеленый листок. На ярмарке в Бахава́льна́гаре, маленьком городке, раскинувшемся на краю пустыни, всегда продавалось много верблюдов. Ведь верблюд — корабль пустыни. Он здесь ходит в упряжке, таскает груз, используется для сельских работ. Даже в прежнее время, когда корову можно было купить за десять рупий, а быка — за пятнадцать, хорошего верблюда меньше чем за пятьдесят не отдавали. А сейчас за ездового верблюда платят сотни две-три рупий, а вьючный стоит уж никак не меньше восьмисот.
— Истинно говорю тебе, Чаудхри, на всей ярмарке такой красивой верблюдицы не видал! — осматривая облюбованный товар со всех сторон, еще раз повторил Бакар.
Нанду гордо выпятил грудь.
— У меня не только эта хороша, — сказал он, — у меня все как на подбор. Я ведь кормлю их только сечкой да отрубями.
— Я хочу купить именно эту. Говори: будешь продавать ее или нет? — решительно сказал Бакар.
Нанду смерил его взглядом с головы до ног и, презрительно усмехнувшись, спросил:
— Для себя или для хозяина покупаешь?
— Для себя, — сказал Бакар твердо.
Нанду пренебрежительно покачал головой: разве хватит у этого голодранца денег купить его красавицу верблюдицу!
— Э-э, брось шутки шутить! — сказал он.
Бакара так и подмывало вынуть полторы сотни рупий, которые лежали на самом дне кармана, и потрясти ими перед носом этого толстосума, чтобы сбить с него спесь.
— Есть у меня деньги или нет, не твоя забота. Твое дело назначать цену…
Поглядев еще раз на потрепанное платье Бакара, его короткое дхоти, которое не прикрывало даже колен, и драные башмаки, служившие, наверное, еще его деду, Нанду нахмурил брови:
— Ступай, ступай своей дорогой! Такую красавицу захотел купить… А если уж так хочешь, то вот мой ответ — восемь раз по двадцать рупий и ни пайсы меньше.
Усталое, озабоченное лицо Бакара сразу просветлело. Он боялся, как бы Чаудхри не заломил цену, которая будет ему не по карману, и поэтому был несказанно обрадован, когда тот назначил всего сто шестьдесят рупий. Даже если Чаудхри не согласится уступить за сто пятьдесят, то он займет у кого-нибудь недостающие десять рупий. Бакар не умел торговаться, и сразу же выложил из кармана все свои деньги.
Чаудхри запросил сто шестьдесят рупий лишь для того, чтобы припугнуть этого голодранца. На ярмарке даже самые лучшие верблюдицы продавались по полторы сотни, а за свою он не мечтал получить и ста сорока. Тем не менее он сделал вид, что уступает Бакару из милости.
— Стоит-то она никак не меньше двухсот, — сказал он, — да уж так и быть, уступлю тебе за полтораста.
С этими словами он поднялся и передал Бакару из рук в руки конец веревки, которой верблюдица была привязана к дереву.
На минуту даже у такого сурового человека, как Нанду, пробудилось чувство жалости. Ведь эта верблюдица с самого рождения жила на его подворье. Он сам вскормил и вспоил ее, и, передавая теперь в чужие руки, он, вероятно, чувствовал то же, что переживают родители, отдавая свою дочь в чужую семью.
— Ей хорошо было у меня, береги и ты ее, — сказал он дрогнувшим, потеплевшим голосом.
От радости не чувствуя под собой ног, Бакар весело сказал:
— Не беспокойся, жизни для нее не пожалею!
Завязав деньги в край дхоти, Нанду, словно для того, чтобы промочить горло, налил из кувшина в глиняную чашку немного воды.
Было жарко и пыльно. Даже на городских рынках, куда на время ярмарки проводят десятки водопроводных труб и где землю постоянно поливают водой, не бывает недостатка в пыли, а здесь, рядом с пустыней, просто не продохнуть. На кружочках сахарного тростника, которыми здесь бойко торговали, на сластях и халве, на пирожках и даже в кислом молоке — всюду была пыль. Она густым слоем лежала на земле, висела в воздухе, покрывала товары, животных, одежду и лица людей. Воду из арыка приносили в закрытых жестяных баках, но пока бачок путешествовал по базару, вода в нем становилась грязно-мутного цвета.
Нанду думал подождать, пока она отстоится, но в горле у него совсем пересохло, и он одним глотком выпил эту грязную и теплую воду. Напившись, Нанду протянул кувшин Бакару. Когда Бакар шел сюда, ему очень хотелось пить, но сейчас было не до питья. До наступления темноты он хотел вернуться домой, к себе в деревню. Крепко зажав в руках веревку, к которой была привязана верблюдица, он поспешил тронуться в путь, не замечая от радости ни жары, ни пыли, ни грязи.
Бакару уже давно хотелось купить красивую молодую верблюдицу. Все его предки всегда занимались гончарным делом, но отец Бакара бросил наследственное ремесло и начал наниматься в батраки. Пошел по его стопам и Бакар, который с юных лет тоже стал батрачить. Нельзя сказать, чтобы смолоду он работал очень усердно. Наверное, потому, что его жена безропотно трудилась за двоих, чтобы муж мог спокойно отдыхать. Да и семья была невелика. Он, жена да маленькая дочка; поэтому Бакар и не утруждал себя. Но судьба недолго баловала его и, пробудив от счастливого сна, напомнила ему о том, что на земле есть
