Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
Елена Сергеевна открыла самый толстый. Жена журналиста, кажется, по гороскопу лев, как и сама Рыкова, запомнить было несложно. Льву обещали ролевые игры и духовное единение сердец. Елена Сергеевна улыбнулась. Ей нравилось дурачить людей.
Сама Рыкова (и это отчасти составляло ее тайну) была равнодушна ко всем подобным вещам. В отличие от подавляющего большинства дерганых ее не волновали ни разноцветные побрякушки, ни модные показы трансвеститов, ни грезы об Интернете и турпоездках в Таиланд. Она вполне могла бы жить среди тихих – в здоровой атмосфере, среди простых вещей. Если бы не страсть всей ее жизни. Откаты.
Они доставляли ей почти физиологическое удовольствие. Построение схемы грамотного освоения бюджетных средств было искусством, которому она предавалась всем сердцем, со всею своей энергией и всеми талантами. Елена Сергеевна очень любила деньги и не скрывала этого, но даже наедине с собой, в минуты наибольшей откровенности, она не могла ответить на вопрос, что важнее для нее – сумма украденных денег или весь тот комплекс переживаний, который сопутствовал процессу их извлечения. Обман, интрига, лесть, подкуп, угрозы, совращение невинного, нарастание алчности, лицемерие, щекочущее чувство опасности и, наконец, – вдохновение.
Да, вдохновение! Даже в добрые старые времена, когда нищую страну затапливали потоки нефтяных денег, и работы по обналичке и взяткам было просто невпроворот, Елена Сергеевна умела почувствовать своеобразную поэзию, скрытую в любимом занятии. Так, однажды она ради чистого искусства отказалась подписать документы на возведение пентхаусов в доме на Остоженке, в котором и сама недавно купила квартиру. И это несмотря на то, что один из трех проектируемых пентхаусов строился лично для нее. Сколько упоительных минут пережила она, наблюдая за растерянностью и бессильной злобой соседей, пока водитель одного из них, простой сельский парень, не подсказал хозяину, что «надо бы занести».
Теперь, после Переворота, поэзия откатов окончательно взяла верх над низменным расчетом. В Секторе Рыкова и так могла взять столько денег, сколько хотела, начальства над ней не было, и построение схем стало для нее искусством ради искусства.
Это были ее шахматы. Как набоковский Лужин воображал людей шахматными фигурами, так и Елене Сергеевне иногда весь мир представал в образе плательщика, потребителя и обналичивающей конторы. Для придания остроты она включала в свои теперешние схемы обязательное участие надзорных органов и силовых структур и проводила некоторые операции анонимно, наслаждаясь поэзией опасности.
Конечно, это было немножко искусственно, но что поделать, если в Секторе так много искусственного: ненастоящий Интернет, поддельные турпоездки, симуляция мобильных переговоров.
Елена Сергеевна вздохнула, взяла из стеклянного шкафчика бирюзовый баллончик с надписью «Морская свежесть» и брызнула из него в воздух. Спустя секунду в комнате распространился едкий химический запах. Елена Сергеевна чихнула и помахала перед собой рукой с большим рубином на указательном пальце.
В длинном коридоре с дубовыми панелями Елене Сергеевне пришлось посторониться. В кабинет журналиста четыре грузчика, отставив зады, тащили цветущий апельсин в громадной керамической кадке. Верхушка дерева зацепилась за притолоку, кадка накренилась, и один из грузчиков громко крикнул: «Ёптыть!» Елена Сергеевна засмеялась и пошла в детскую.
Комнату Леши обставили мебелью, купленной в Тихом мире, повесили льняные занавески, на полках и этажерках разложили мячи, теннисные ракетки, шахматы, шашки, металлические конструкторы с настоящими инструментами; на специальном столе установили фотоувеличитель и приспособления для печати фотографий, а рядом положили пленочный фотоаппарат ФЭД. Все это должно было заинтересовать мальчика. А вот с игрушками была проблема. Во что играют тихие дети? Этой информации Елене Сергеевне почему-то не предоставили. Упустили. «Долбофаки!» – выругалась она. Ну, ясно, что он не будет играть с трансформерами и картонными симуляторами компьютерных игр. А вот что насчет машинок? Солдатиков? Как у него там устроено все в голове?
На всякий случай положили большого мягкого тигра и механическую юлу.
«Ладно, – решила Елена Сергеевна, – ничего страшного, если про игрушки спросим у папы. Журналиста».
Успокоившись, она улыбнулась задуманному плану.
В сущности, сами по себе ни журналист, ни тем более его жена Рыковой были абсолютно не нужны. И это осознание интриги и обмана вызывало у Елены Сергеевны чувство удовлетворения и правильно начатого дела. Сравнимого с подготовкой подставных фирм для участия в тендере госзакупок.
Чагин
Над Главной Просекой, поверх какого-то особенно кромешного леса, поднималась на громадных бетонных колоннах неширокая, но очень длинная, эстакада, единственная дорога в Сектор.
Въезд никем не охранялся, зато приблизительно посередине дорогу перекрывал шлагбаум, с левой стороны которого располагалась полосатая будка с узкими окошками. Начиная от этого, по всей видимости, пограничного пункта вдоль эстакады бежали в сторону Сектора столбы с большими рекламными щитами.
Когда джип притормозил у шлагбаума, из будки появились двое мужчин, одетых в форму российских гаишников 2000-х годов. На поясах у них висели резиновые дубинки, а справа, там, где раньше полагалась кобура, болтались странные округлые футляры, похожие на укороченные чертежные тубы, из-за чего сами охранники напоминали конструкторов прошлого века или студентов архитектурного института. Вид этих футляров, а в особенности то, что могло быть внутри, настолько заинтересовал Никиту, что он не обратил внимания на саму процедуру пропуска. Ему показалось, что «гаишники» просто подняли шлагбаум и обменялись с Виталием каким-то странноватым салютом: сложили ладонь лодочкой и приложили ее к уху.
«Господин полковник» заметно оживился. Чагин, напротив, чувствовал себя, словно переправлялся через Стикс. Ему даже пришло в голову, что он выступает в роли какого-то Орфея навыворот. Он отправлялся в Аид не для того, чтобы вывести оттуда свою Эвридику, а совсем наоборот – чтобы найти ей там местечко и подготовить теплое гнездышко. Впрочем, по настоятельному требованию самой Эвридики.
Как-то неправдоподобно быстро набежали тучи и заметно похолодало.
Никите стало тоскливо и страшно. Он уже пожалел, что согласился на этот эксперимент. Ему захотелось высунуться в открытое окно и поглядеть прощально на исчезающий за выпуклостью эстакады Тихий мир, но Чагин пересилил себя и не сделал этого, хотя бы для того, чтобы не доставить удовольствия Виталию.
Он решил отвлечься и рассмотреть рекламу на щитах. Щитов было всего два вида, они чередовались попеременно.
На одних пожилая женщина расчесывала щеткой длинные волосы маленькой девочки, а из-за спины женщины выглядывали веселые лица молодой пары, очевидно родителей девочки. У молодого человека в ушах висели разноцветные серьги длиною почти до плеч, а лица трех поколений женщин, включая малышку, были покрыты косметикой так жирно, словно это были лица танцоров балета или даже клоунов. Надпись на плакате гласила: «В ночной клуб всей семъей!» (Так и было написано, через твердый знак.) Под этой орфографически неправильной надписью стоял логотип в виде стилизованной головы льва. Ни адреса, ни названия клуба, в который приглашались дружные семьи, на плакате не было. Чагин подумал, что объяснений может быть несколько. Либо все жители Сектора прекрасно понимают, о каком клубе речь, либо плакаты приглашали в клубы вообще, то есть относились к так называемой социальной рекламе, пропагандируя образ жизни. Никита напрягся, чтобы вспомнить аналоги из прошлого, но ничего, кроме «Позвоните родителям», не приходило в голову.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
