и пробралась к маленькой двери, за которой, как уже знала, был ещё один выход из театра.
Милана оказалась на дворе и, выбежав на просторную улицу, где прохожие брели по своим делам, скрылась среди них прочь, пока Михаил Павлович рассказывал своей супруге о произошедшим с ним и о таинственном мужчине…
Он сидел с супругой в одном из рядов театрального зала и глядел в спинку стула перед собой.
— Ты уверен, что не из наших? — спрашивала его та и погладила мужа по густым седеющим волосам. — Не знаю, скрывал он своё лицо, — пожал плечами Михаил Павлович, оглядываясь на проходящую в зале их театра репетицию одной из постановок. — Надо будет доложить Марии Ивановне, — задумчиво крутила она локон супруга. — Пускай сами занимаются ею теперь. Мы сделали всё возможное, чтобы убрать её из театра. Она хорошо испугалась. Может, убежит. — Жалко, милая она, — с сожалением сказал Михаил Павлович, но, увидев, как строго взглянула на него супруга, сразу замолчал…
Не слушая их больше и понимая, что интрига, которая закрутилась вокруг Миланы, ещё не окончена, подслушивающий из-за одной из колон зала Алексей поспешил уйти. Он вернулся через узкий коридор в спальню Миланы, но ни там, ни в гримёрной её не обнаружил. Безрезультатно пройдясь по театру, Алексей не дождался её возвращения. Глубокая ночь уже давно гуляла, но Милана не приходила…
— К дьяволу, — гневно шепнул он в сторону и снял цилиндр.
Вспомнив про письмо от мадам Валери, он подошёл к зеркалу гримёрной Миланы и взглянул на стол. Кивая самому себе, он был убеждён в одном: надо немедленно покинуть стены театра…
19
Что не так сказала, Чем же прогнала, Что заставило уйти? Ты скажи хоть слово, Не гляди с укором. В муках сердце от тоски.
Лишена теперь покоя, Не могу найти и слова. Не пойму, в чём грех, Как вернуть мне взгляд твой, Как прогнать кошмара сон, Ты подскажи, мой свет.
Видишь, отдалась вся тебе во власть, На колени пасть готова, Видишь, как мой жар лишь сильнее стал. В прежней страсти душа снова. Слышишь, как зову в стонах и пою, Чтоб твоей любви вернуться. Слышишь, я сижу, сокрушаясь жду, Что повернёшься улыбнуться.
Я совсем забыла, Что я говорила, И зачем пришла сюда. Ты вдруг стал мрачнее, А взгляд твой холоднее. Но ведь ты не разгадал меня.
Я открыла тебе сердце, Отдала себя быть вместе. Повернись же и постой. Мучаюсь от боли, От ревности вся в горе. Кто теперь стоит с тобой?
Видишь, отдалась вся тебе во власть, На колени пасть готова. Видишь, что в глазах, надежда вся и страсть, Не гаси за зря то пламя. Пусть напрасно жду, плачу и зову, Пусть не буду я услышана, Но однажды вспомнишь ты — были мы, Тогда душа будет очищена.
Допев романс, Милана поклонилась восторженной публике, рассевшейся в небольшом зале. Ласковые лучи просачивались сквозь щели полузакрытых штор и освещали зачарованные лица. Душа Миланы трепетала от счастья и успеха своего выступления в этом салоне.
Закончив аплодисменты, беседуя друг с другом, некоторые присутствующие мельком поглядывали на неё, отдавали ей поклоны… Отвечая улыбкой, Милана замечала оглядывающихся дам, улыбки которых вмиг становились натянутыми…
— Не волнуйтесь, милая, — сказала Милане, вставшая рядом мадам Валери, и сделала знак кому-то подойти. — Сейчас всё будет замечательно! Вы уже заслужили успех в романсах, так не избежать успеха и в свете. — Да, — неуверенно вымолвила та и стала взволнованно обмахиваться веером.
Подошедший к ним мужчина поклонился и вдруг, уставившись в глаза Милане, схватил её руку, в которой веер тут же закрылся. Милана застыла от подобной его смелости. Мужчина, не сводя пронизывающего взгляда с её широко раскрытых глаз, поцеловал ей руку:
— Вы не желаете присесть?… Может, устали после выступления? — Да, — вновь прозвучал неуверенный голос Миланы, и она заметила, что мадам Валери оставила их вдвоём.
Послушно присев возле собеседника, Милана выпрямилась и уставилась на шепчущиеся друг с другом пары, которые разошлись по залу салона, словно у них были секреты лишь друг для друга. Странное поведение всех заставило Милану насторожиться и не понимать происходящего и даже то, где она…
— Ваш голос столь же прекрасен, как и вы, — стал шептать ей собеседник. — Лучшей гетеры нет…
Его рука вновь смело схватила её за ладонь. Он стал страстно покрывать поцелуями пальцы, приближаясь губами по руке к её плечам, открытым в широком разрезе платья… Милана вздрогнула и попыталась отпрянуть от столь настырного кавалера, но крепкая рука его тут же обхватила за шею. Поцелуи его стали грубее, заставляли беспокоиться и… понимать, что данный кавалер желает нечто недозволительное.
Милана судорожно оглядела людей вокруг, уповая на спасение, но никто не обращал никакого внимания на неё. Милана терпела настырные поцелуи и уже не слышала, что шептал кавалер, вспоминая указ мадам Валери пред тем, как выступила со своим романсом в этом странном салоне: «Не посмей, однако же, вести себя непозволительно… То бишь, кричать вдруг или противиться кому-либо! Тут же выгоню на улицу, да ещё и без средств, и одежд!»
Страшась гнева мадам Валери и понимая теперь, что та стала её хозяйкой, Милана застыла. Она осознала, что та роль гетеры, которая была в соглашении предложена, была роль не для постановки, а для жизни… Всё же Милана отдёрнулась от пристающего кавалера и строго взглянула в его удивлённые глаза.
— Вы же служите здесь, — упрекнул он. — Вы должны показать мне теперь тексты романсов у вас в комнате. — Это было уже обещано мне, — встал вдруг перед ними молодой мужчина и улыбнулся.
Милана уставилась в его красивые глаза и старалась понять, чем он кажется знакомым, пока настырный кавалер высказал недовольство:
— Как вы смеете отвлекать нас? Не видите, я уже сопровождаю эту даму! — Вы не расплатились ещё с мадам Валери, а я сперва закончил дела, так вот теперь пришло время моё, — мягким голосом объяснил молодой собеседник и поклонился Милане, вид у которой был настороженный.
Страх её души был заметен, как она ни пыталась оставаться гордой и неприступной. Что делать и на что
