Вопрос решается.
– Ч-ч-черт. – Я переворачиваюсь, утыкаясь носом в подушку.
– Твоему отцу шепнули, что ты в порядке. Не переживай. Насколько мне известно, Сидельник все-таки впрягся. Так что просто расслабься. Представь, что у тебя внеочередные выходные.
Я не могу этого представить! У меня куча работы. Но я также не могу ныть. Потому что Муса и так делает то, что не обязан.
– Спасибо.
Надо что-то еще добавить. Ну, или что-то сделать. Как вариант, накормить его ужином. Вот только у нас такие странные отношения, что я понятия не имею, будет ли это уместно? Да и не хочется мне с ним возиться, по правде. Даже из чувства благодарности не хочется. Мне бы забиться в угол, накрыться с головой и впасть в кому, пока все не уляжется.
– Как думаешь, почему все так долго?
– Вероятно, торгуются.
– Ты сильно рискуешь? – спрашиваю в который раз.
– На этот счет не переживай. Я взрослый дядя, Амалия. И если что-то делаю, то вполне осознаю риски.
– Неужто секс со мной этого стоит?
Вопрос вырывается неосознанно и, наверное, совсем не к месту. У меня куча проблем, мое будущее под угрозой. И прямо сейчас мне и дела не должно быть до отношений, но женская душа определенно непостижима. Ей как будто мало тревог.
Гатоев хмыкает. Опускает руку мне на поясницу. Тяжело ведет вверх по лопаткам и возвращается вниз к попке.
– Что ты делаешь? – спрашиваю я прерывисто.
– Ищу ответ на твой вопрос, – ухмыляется мне в ухо. – Я в первый раз как-то не распробовал. Стоит? Нет?
От его голоса все внутри тихонько подрагивает. Я кошкой выгибаю спину, а сама поворачиваюсь, чтобы губами его коснуться. Хочется его хоть чуть-чуть расшевелить. Выпросить больше ласки. Настоящих, ничем не завуалированных эмоций.
– Давай, когда все закончится, куда-нибудь свалим? Только ты и я. – Лижу его заросшую к вечеру скулу, уголок губ, прикусываю.
– Может быть, потом. Сейчас мне нельзя рядом с тобой светиться.
– Почему?
Он нависает надо мной сверху, я, так и продолжая лежать на животе, потираюсь задницей о его стояк.
– Потому что сразу станет понятно, кто тебя прикрывал. А эту карту пока не стоит разыгрывать.
– Потому что ты не уверен, что мне не понадобится защита снова?
Поцелуй через каждое слово. Говорим о серьезных вещах, но я как будто бы не вникаю. В конце концов, это можно и потом обдумать. А сейчас концентрируюсь на Мусе. На его руках, что лениво скользят по моим предплечьям и абсолютно не спешат перебираться куда-то кроме.
– Всякое может быть.
– Значит, мы будем держать наши отношения в тайне?
– Значит, будем. Хорошо, что мы не успели нигде засветиться.
Он все-таки кладет ладонь на мое бедро и легонько его толкает, заставляя встать на колени.
– Тайные встречи. Конспиративные квартиры… Романтика…
Сколько я потрачу на это бесценного времени? Стоит ли оно того?
В ответ на мои слова Гатоев невесело хмыкает. Спиной чувствую зреющее в нем недовольство, но понятия не имею, чем оно вызвано. Чтобы его отвлечь, снова верчу задницей. И это срабатывает. Муса проникает пальцами между ног и задумчиво тянет:
– Так ждала, что даже трусов не надела.
– Вообще-то они у меня одни. Я их пос-стирала. Аа-ах. И вообще все для тебя, какие могут быть жалобы?
– Все? – он погружается одним слитным глубоким толчком. Я вскрикиваю. И выпрямляюсь, так что ударяюсь спиной о его грудь. Гатоев удовлетворенно вздыхает. Снова обхватывает рукой мое горло. – Все? – двигает бедрами, будто приноравливаясь, и срывается в дикий темп.
– Да!
– Только для меня, Амалия? Ты хорошо подумала?
– Да! Все только для тебя… Для тебя!
– Почему, девочка? Почему ты так решила?
Он останавливается, и это такой облом, что я скажу что угодно, лишь бы он только продолжил.
– Потому что ты мне нужен. Ты мне нужен… Так нужен… Я устала одна, Муса. Я… – меня прошивает иглой неслучившегося оргазма. На глазах выступают горькие слезы. Сегодня Муса ничего такого не делает. Но я снова морально выпотрошена. Он толкается, я выгибаюсь так, что еще немного, и сломается позвоночник. И уже не таясь, рыдаю: – Я так устала одна…
Глава 11
Все заканчивается ровно тогда, когда мне уже начинает казаться, что ожидание будет вечным. За эти дни я успеваю рухнуть на дно пару раз и столько же раз соскрести себя во что-то адекватное и приемлемое. Неизвестность так сильно давит, что я ловлю себя на остром желании сдаться. Не дает Муса. Точней, страх, что я и его подставлю. Вслух, конечно, об этом я ни полслова. Не хочу его разочаровать. У меня определённо какая-то разновидность стокгольмского синдрома. Мне кажется жизненно важным бесконечно ему угождать.
Так вот, когда телефон звонит во второй раз за эти бесконечные дни, я едва не подпрыгиваю:
– Да!
– Привет. У меня хорошие новости…
Колени слабеют. Просто в один миг перестают держать. И потому инструктаж Гатоева о том, что мне делать дальше, я выслушиваю лежа на полу в позе эмбриона.
Бесконечные часы вынужденного затворничества тычут носом в то, что я вовсе не такая сильная, какой себя мнила. Просто после развода с Сидельником я не давала себе поблажек. Ни единого шанса раскиснуть. Планка требований, которую я для себя установила, была так высоко задрана, что я не расслаблялась, кажется, ни разу за эти годы. Потому и сама в какой-то момент поверила, что выковала в себе стальной стержень. Что мне все уже нипочем. Но… Нет. Ничего подобного. Такие встряски ломают кого угодно. Глупо отрицать, что я уже никогда не буду прежней.
Поднимаю взгляд к зеркалу заднего вида. Я совершенно не знаю эту женщину в отражении.
Громкий шум за окном заставляет втянуть голову в плечи. Внешний мир кажется пугающим и незнакомым. Похоже, мне придется заново учиться жить среди людей. За пределами мира, в котором только я и Гатоев.
Дрожащими руками завожу мотор. Чуть опускаю стекло, впуская в салон больше звуков. А вместе с ними в окно врывается дурманящий аромат весны. Сейчас расквитаюсь с делами и уеду. Как пить дать уеду в какую-нибудь деревню. Тупо смотреть на реку, дышать цветущими садами да густым сдобренным навозом черноземом.
Четко следуя инструкциям, оставляю тойоту на парковке одного из торговых центров и
