начал, Муса, – натурально рычу я. – Не находишь, что не мешает проявить больше уважения? Постельные игры – это одно. А жизнь – совсем другое, тебе не кажется? Твои пещерные замашки… Стой! Ты куда? – в панике наблюдаю за тем, как он встает и начинает одеваться.
– Дела.
– Но мы же не договорили!
– Поговорим, когда ты успокоишься.
– Я?! Я успокоюсь? Ты шутишь? Да это же ты ведешь себя… как… как… будто я шлюха. Да, не спорю, последние события могли тебя натолкнуть на эти мысли, но я не такая!
Господи, что за идиотизм? Возможно, моя жизнь в эти самые секунды рушится, а меня волнует только то, что этот козел обо мне подумает. Свихнуться можно. Стою, смотрю на него со слезами, блин, на глазах. Муса мрачнеет. Но отвернуться не пытается. Наконец, он вздыхает. Кивает резко и отводит черные волосы, упавшие на лоб, пятерней:
– Я знаю. Прости. И кончай орать. Я же просил не поднимать на меня голоса.
– Это эмоции!
– Как бы там ни было. У нас так не принято, Амалия. С этим придется считаться.
– Хорошо. Ты тоже прости, если что.
Подлетаю к нему вплотную и в первый раз за это утро целую. Он отвечает. Сухие губы жестко впиваются в мои мягкие и податливые. И ведь ни капли нежности. Мы с ним такие разные! Получится ли у нас хоть что-то? Как сложатся отношения? И вообще хочу ли я отношений с таким, как Муса? В носу хлюпает. Он отстраняется:
– Я пойду. Обед привезут.
Киваю, сиротливо сжав пальцы на предплечьях.
– Долго мне еще так сидеть?
– День-два, если все будет хорошо.
– А если не будет?
– Сегодня вечером возвращается Сидельник. Возможно, это ускорит процесс.
– Но ты не уверен?
– Тебе лучше знать, чего от него ждать, – хмыкает Гатоев, искоса на меня пялясь. – Почему молчишь?
– Не знаю, что ответить. Еще совсем недавно я бы сказала тебе, что он обязательно поможет. А сегодня во мне такой уверенности нет. Таким людям власть всего дороже. Ты, наверное, в курсе, какая это забористая наркота.
То, что Гатоев делал в постели, только лишний раз это доказывает. Я жмусь. Муса, стоя у порога, препарирует меня внимательным взглядом. Его глаза – орудия пыток, вот серьезно. Если бы мы были на допросе, ему бы и спрашивать ничего не пришлось. Просто вот так смотреть, и я бы выложила ему все свои секреты.
Подхожу ближе. Касаюсь лбом его подбородка, а ладонями – колючих щек.
– У тебя непростая должность, да?
– Нормальная.
– Ты из-за меня сильно рискуешь?
– А что? Хочешь меня отблагодарить?
И опять в его голосе проступает что-то нездешнее. Мой же голос превращается в шепот:
– Хочу понять. Зачем тебе это? – глажу пальчиками его красивые скулы.
– Я же сказал. Понравилась ты мне сильно. К тому же я терпеть не могу, когда женщин втягивают в мужские терки.
У Гатоева какие-то свои понятия, да, которые прямо сейчас по счастью совпадают с моими интересами.
– А что будет потом? Когда все закончится?
Муса отводит голову в сторону, избавляясь от моего прикосновения. Заставляет взглянуть на себя. Что-то там ищет на дне моих глаз, нерв на щеке конвульсивно дергается.
– Мне нравится, что ты думаешь о будущем. Оптимизм – это хорошо. А сейчас мне действительно нужно идти.
Вот так. Он ничего мне не обещает. И, глядя правде в лицо, стоит признать, что это лишний раз доказывает, что ничего серьезного он в отношении меня не планирует. Я понимаю. У горцев свои приколы. Да и по правде, это меньшее, о чем мне стоит переживать сейчас.
– Муса… – задерживаю его уже в дверях.
– Да?
– Мои родители, наверное, очень волнуются. Можно их как-то предупредить, я не знаю… Позвонить мне можно?
– Позвонить – нет. Наверняка их телефоны в разработке. Но я подумаю, что можно сделать.
– Спасибо. Cкорее всего, они в курсе случившегося. В офисе у отца куча шпионов, – вымучиваю улыбку.
– Эй. Ты поосторожнее с такими словами, да? – по-доброму кусает меня Гатоев и выходит за дверь.
С его уходом приходится вспомнить все страхи, что одолевали меня вчера. Ночью Муса так меня вымотал, что они отошли на второй план, а теперь, вот, вернулись. По новостям опять ничего про меня. Телефон тоже молчит. Какое-то время развлекаюсь тем, что разглядываю из окна улицу. Чужие окна, за которыми почти ничего не видно.
Хотела бы я, как Димка, уметь отключаться от всего, когда мне в голову приходит какая-нибудь идея, но нет. Сколько ни пытаюсь сконцентрироваться на рабочих моментах, ничего не выходит. Клетка давит мне на мозги. В неволе ничего толкового, и уж тем более гениального на ум не идет. Да и предыдущие открытия кажутся как будто бы не моими. Вся моя прошлая жизнь – не моя.
От того, что долго стою в одной позе, немеет спина. Вчера как-то легче ожидание давалось. Может, потому что я была занята делом. Перестилаю постельное. Закидываю старое в стиралку, потому что здесь всего-то и есть два комплекта. Если мы запачкаем еще один, тупо ничего не будет на смену.
А мы запачкаем? Хочу ли я этого?
И да. И нет…
Потому что в такого мужика, как Гатоев, можно запросто вляпаться. Вопрос – что потом? Вряд ли у нас есть какое-то будущее. В отношениях уже сейчас прослеживается напряженность. Гулять такие могут с кем угодно, но ни на что более серьезное рассчитывать здесь не приходится. А мне тридцать пять. И я все еще не утратила надежду стать матерью. С ним? Не вариант. Он не пойдет ни на какие ЭКО. И тем более суррогатное материнство. Потому что зачем ему?
Ну надо же… Я и впрямь думаю о будущем.
Может, зря? Что если меня не ждет ничего хорошего?
От тягостных мыслей отвлекает звонок в дверь. Ах да, курьер. На обед у нас какой-то суп и плов. На этот раз обходится без вина. А жаль.
На сытый желудок проваливаюсь в странное состояние полусна-полуяви. Психика не выдерживает напряжения, меня вырубает. И только неизвестность теребит, заставляет вскидываться, так до конца ни разу и не отъехав в блаженное забытье.
– Эй!
Выныриваю из этого дурацкого состояния.
– Привет. Который час? Есть какие-то новости? – чащу, озираясь по сторонам.
–
