за вся, яже видъхомъ и слышахомъ, Богу благодарение сотворши и Его угоднику Святителю Христову Николаю, изийдихомъ отъ Бара града того жде дне, въ среду, июля 1724 года, предъ захождениемъ солнца».
ЛЕТО
ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА
Глава 1
Солнце еще не спустилось ниже первых этажей. В угловом кафе пьют капучино загорелые мужчины в оранжевых комбинезонах; у обувного магазина меланхолично машет веником ацтек, цветом лица не отличимый от своего товара; гуськом пробежали, уткнувшись в карты, японцы в разноцветных панамках; воздух тяжелеет, мешается с выхлопами уборочных машин, солнечный прямоугольник медленно наползает на витрины. Стрекочут мотоциклы. Ацтек из обувного магазина поднял жалюзи и открыл миру смуглые кожаные сандалии; проснулся короткохвостый пес, дремавший в мраморной нише вместе со своим бездомным хозяином; просеменили сестрицы в белых крылатых платках; проплыла красавица негритянка из рюкзака, свисавшего с могучей шеи, похожий на Пушкина младенец косил блестящим глазом; ацтек безмолвно замер у входа. Прохожие несли упаковки с водой, толкали впереди себя тележки с чемоданами, кричали в мобильные телефоны: «Pronto! prontо!»; бармен, стоя на пороге, орлиным взором оглядывал заполняющиеся столики, запел колокол на Maria Maggiore. Вечный муравейник кипел, расплачивался, листал путеводители, перекликался, звенел, выгуливал собак, облизывал мороженое, курил на ходу, выпрашивал монету, закусывал, молился, хохотал, – солнце накрыло город с головой, и наступил день.
Глава 2
– Строимся! – скомандовала мать Серафима. Со скоростью сверхсрочников мы разобрались на пары и двинулись к автобусу: 25 воспитанниц приюта, их воспитатели – сестры подмосковного монастыря и хормейстер Евгений Иванович.
Первая остановка – храм Святой Праскевы. Тень мраморной колоннады, древний портик низко навис над входом… а вход закрыт. Снова в автобус – слева быстрый Тибр, белые шляпки тентов вдоль берега… Храм Святого Георгия Победоносца. У входа – нарядная толпа, цветы, охрана. Свадьба! В наших рядах оживление: головки склонились в кружок, беглый анализ наряда невесты, однако надо ждать…
– Что-то мы не с того начали, – задумчиво говорит матушка, – поедем-ка мы сейчас в православный храм, помолимся, акафист споем, нам святая Екатерина и откроет дороги.
Островерхий пасхальный купол, блещет золотая маковка, высокая лестница с балюстрадой (как в Риме без лестницы!); родная речь – день всего не слышали, а кажется, будто в прохладную волну окунулись.
Тяжело поднимаюсь, отстаю. Болит голова после перелета, после душной ночи. Второй год болит после неудачной зубной операции. Сажусь на стул у входа, на слабеньком сквознячке.
– Радуйся, ликующая со священными девами на небеси. Радуйся, Екатерино, невесто Христова премудрая, – гулко доносится из храма, а у меня круги перед глазами и давит затылок.
Нетерпеливая ладошка теребит за рукав.
– Матушка сказала всем прикладываться! У них сегодня мощи святой Елены!
Матушкино слово – закон.
– Ну тогда помогай!
Две крепкие ручки подхватывают меня под локоть…
Темный ковчежец спрятался в нише, воспаленный лоб чуть касается холодного края: «О святая Елена, не оставь…» Прохлада обтекает лицо, как летний дождь, я поднимаю голову, я легко поднимаю голову, озираюсь, как ребенок:
– Матушка, ушло, исчезло, как не было! Что же это такое!
– Редко вы, Лена, к причастию ходите. – Матушка спуску не даст!
Глава 3
Автобус двигается, останавливается, мы выскакиваем на брусчатую мостовую, ныряем в живи-тельную прохладу мраморных притворов, снова по местам.
– Посмотрите направо, дети, это Castel Sant'An-gelo, – остановка, – а это тот самый колодец, – все свесились в колодец, – а вот здесь – видите развалины? – на этих ступеньках убили Цезаря…
«Ликует буйный Рим…» Белые кони влекут золотую колесницу по Via Sacra, Цезарь с кроваво-красным лицом поднял руку в триумфальном жесте… Сыплются розовые лепестки с галереи Золотого дворца, накрывая разнузданную толпу, и корчится над своими забавами Нерон… Бегут по сырому рву львы, разбрасывая пену… Ползает по полу, плача и собирая губкой кровь в свой скорбный кувшинчик, дева Праскева… Присел под хрустальной лестницей незнакомец в родительском доме, Алексей, человек Божий… «Камо грядеши?» – вопрошает Петр, и на пыльной Аппиевой дороге навеки впечатываются следы… Бьет источник в зловонной Марментонской темнице, узники припали к ногам Павла… Сверкают на злом июльском солнце латы, качаются орлы на пиках – не легион, нет – 40 тысяч мучеников походным маршем двигаются в бессмертие… Уронил меч Максенций, и замерло войско императора, и поднял коня на дыбы Константин, и плывет над ними огненный крест… и парит над нами огненный крест, и стоим мы, запрокинув головы, посреди толпы в Рафаэлевых станцах, и слышим глас трубный: «Сим победиши!»
Глава 4
Привал на Капитолийском холме. Волчийца с острыми сосцами высунула язык: жара. фотографируемся. Заткнув пальцем дырочку крана, пьем струйку из настенного фонтана, брызги летят, кропят и тут же высыхают на разгоряченных лицах, мелюзга (числом двое) собирает шишки у подножия корабельных пиний.
Глава 5
Базилика Святого Климента стоит на римской мостовой.
Придерживаясь рукой за железные перила, спускаемся по тяжелым каменным ступенькам с верхнего уровня на средний, со среднего – на нижний, пролет за пролетом, вниз, в глубь истории, на улицы Древнего Рима, еще один пролет – и нога опускается на неровно подогнанные темно-серые плиты I века от Рождества Христова, на мостовую, «сработанную еще рабами Рима».
Узкая улица похороненного под слоями эпох города, высокие стены кирпичных многоэтажек с пустыми черными окнами… сыро, чуть слышен шум реки, гул толпы у Колизея.
Два нубийца с факелами выбежали из-за углового дома: дорогу консулу Титу Флавию! Консул – важная птица, двоюродный брат императора Веспасиана. Прыскают в сторону мальчишки-водоносы, прижимаются к стене торговцы, менялы у монетного двора прибирают ближе к ногам мешочки с драгоценным профилем родственника великого консула. А великий консул благосклонно взирает с носилок на только что отстроенную после Нероновых пожаров улицу – процветает город! – и особенно на свой дом из белого туфа. Однако ни мозаики настенные с дельфинами, ни сверкающий струями фонтан во дворике с пиниями не рассеяли римлянина: был он задумчив, да, пожалуй, и озабочен. Верный человек при дворе эпарха Мамертина донес ему на утреннем приеме, что градоначальник не только подозревает, что он, Тит Флавий, является тайным христианином, но и верное знает, что в доме из белого туфа проводятся запрещенные встречи, и даже про то уже извещен, что богослужения в новом флавиевском приобретении ведет епископ римский Климент.
– Сильно недовольны они, – горячо шептал Титу верный человек, – писцами, которых епископ, на семь частей Рим поделив, направил все гонения на христиан записывать.
Тит брезгливо отодвинулся, вытер забрызганное слюной ухо и про себя добавил: «Особенно имена гонителей».
Как скрыть, если на форуме только об
