6
«…вестъ путническую нужду и терпение утружден сый до зъла, како во время дождевное, наипаче аще случится долече отъ града или веси, на поле, или въ дубраве претерпевает лияние и ветры, …весъ сый хладомъ пронзенъ и дождем излиянъ, измоченъ, отяго-щенъ!»
Труль – это маленький конусообразный домик, похожий одновременно на чум и крытый мангал. Двуслойные стены, сложенные из некрупных и неровно подогнанных серых камней, как крепостные донжоны, и в жару и в холод держат постоянную температуру девятнадцать градусов. Накрытый остроконечными, как шляпы, крышами трулей, городок Alberobello, как огромная сказочная грибница с извилистыми, словно проетыми гигантскими червяками улочками, сползал с холма. Накрапывал дождик. По итальянским понятиям, было холодно, мы застегнули куртки и, прыгая по крутым каменным ступенькам, перебрались в обыкновенную часть города.
Моя подруга Лена и ее невестка сидели за столом напротив нас, благонравно сложив на коленях руки. Мы выуживали кальмаров, заплутавших в гуще макарон.
– Саша купил труль, – ровным голосом сообщила невестка.
– Настоящий? – Лена нагнулась вперед, чтобы не пропустить ни слова.
– Судя по тому, что он звонил из банка…
Они обе выпрямились на стульях и замолчали. Боясь не попасть в тон, я осторожно заметила:
– Будете отдыхать у моря.
– Нет, – махнула рукой невестка, – кто бы ему здесь продал. Он купил на вывоз.
Мы замолчали.
– И куда же он его поставит? – спросила Лена.
– Вот в чем вопрос, – ответила невестка и снова затихла. Было слышно, как за соседним столом делят пиццу.
– Догадываюсь, – выражая покорность судьбе всем своим видом, сказала Лена, – ко мне на дачу! – и обвела взглядом наши ряды, словно пытаясь убедиться, что мы оценили ее догадливость.
Я представила каменный чум на берегу Истры и зажмурилась:
– А коляска туда войдет?
– Две коляски, – уточнила Лена.
Мы снова замолчали. Невестка меланхолично чертила черенком вилки по скатерти какие-то линии, видимо прикидывая соотношение размеров коляски и входа в труль.
– Стойте! – закричала я, словно они сорвались с места и побежали за линейкой. – А как вы его довезете до Москвы?
– Вот в чем вопрос! – вскрикнула невестка и за-хохотала, как Комиссаржевская.
– Пусть сам договаривается, сам. – Лена напирала на последнее слово с отчаянной решимостью матери, впервые отправившей ребенка одного переходить улицу.
– Вы обе, – заметила я, – производите впечатление очень толерантных женщин.
Мой муж, который ограничивал свое участие в дискуссии ловлей кальмаров, поднял глаза и задумчиво посмотрел на меня, прикидывая, видимо, что ожидало бы его, приволоки он труль к нам на дачу.
В ресторан вошел Саша.
Он сел за столик и насыпал себе в тарелку кальмаров.
– А где труль? – спросила Лена, видимо еще на что-то надеясь.
– В номере, – ответил Саша, не переставая есть.
Я представила себе, как Саша и три портье натруженными руками впихивают в лифт эту бандуру, и пододвинула к нему поближе пиццу.
Не отрываясь, мы следили за движением его вилки, словно он месяц боролся с перемежающейся лихорадкой и наконец согласился съесть ломтик хлеба.
– Как он пролез в дверь? – вежливо поинтересовался Толя.
– Кто?
– Труль.
Саша положил вилку и с некоторым недоумением оглядел наши лица, полные, как у детей на елке, ожидания хлопушек, разноцветных огоньков и страшного волка. Мы насторожились.
– Я купил детям вертеп, – раздельно произнес он, – в виде труля.
– И туда нужно будет совать фигурки? – осторожно уточнила я.
– Придется совать, если выпадут, – пожал плечами Саша.
Лена глубоко втянула воздух и рубанула с последней прямотой:
– А какого он размера?
Ее сын очертил ладонью параметры «Киевского» торта.
Некоторое время мы в молчании наматывали на вилки макароны.
– Где же мы будем отдыхать летом? – вздохнула Лена.
– Вот в чем вопрос, – пискнула невестка, прикрыв рот салфеткой.
– А вы обратили внимание, – сказал Толя, самый добрый из нас, – что в вертепах, которые выставлены здесь во всех витринах, не хватает фигурки младенца. Должно быть, ее подкладывают в ночь Рождества, с последним ударом колокола.
Глава 7
У благочинной на следующий день был день рождения…
Стратегический замысел состоял в том, чтобы мать Серафима, проснувшись утром, обнаружила у себя на столике цветы («Скромный букет», – подчеркнула Анна) и подарок. Подарок был готов. Дело было за малым. За цветами. Однако за всеми волнениями мы вспомнили о них только после триумфального концерта.
– Кто у нас выдающийся пиарщик? – сказала я Лениной невестке. – нужен букет.
– Где она достанет ночью цветы? – кинулась Лена, которая всегда встает грудью при малейших по-пытках побудить младших членов ее семьи двигаться.
Галя сдалась не сразу:
– Дайте мне двадцать минут, и цветы будут.
– Тридцать, – милостиво согласилась я, – а мы пока выпьем чаю.
Невестка подошла через полчаса, и по ее повешенному носу было видно, что Лена права.
– В Бари нет цветов, – развела Галя руками.
Окрыленная успехом с компьютером и неискоренимой привычкой показывать пример, я демонстративно вздохнула и поднялась:
– Всему вас надо учить. Ладно, так и быть, смотри. Можешь даже записывать.
Трапеза подходила к концу, официанты, ухватив тарелки веером, бегали между кухней и залом, Сретенский хор сидя допевал «Кудеяра», у входа разбирали шубы. Анна сворачивала провода, не теряя из виду чемодан. У темнеющего окна, за стойкой, бармен с лукавыми черными глазами складывал в белые столбики чашки. На краю у термоса с кофе стояли цветы, рождественские звезды, красные листья которых расцветают перед Рождеством.
– А ты говоришь, в Бари нет цветов, – сказала я Галине снисходительно. – Принеси две салфетки и встань справа.
Я взяла в руки глиняный горшочек и принялась рассматривать, словно прежде ничего подобного не видела, листик за листиком. Бармен мельком взглянул на меня и подмигнул:
– Bello?
– Bellissimo! – согласилась я, как платок на ночник накинула на цветок салфетки и быстро двинулась в сторону гардероба.
– Учись, – сказала я.
– Signora! – завопил бармен и выскочил из-за стойки. – Allora, signora!
«Ну и денек», – подумала я.
Бармен что-то крикнул официанту, и они вдвое бросились ко мне.С цветка предательски сползли салфетки. Запыхавшийся бармен схватил меня за руку:
– Uno momento, signora, uno momento!
Официант вынырнул из-за его спины. на вытянутых руках он держал высокий глазированный торт.
– Per bambini, signora, per bambini!
«…случися пойти вкупъ съ другомъ моимъ до единого Францешканского конвента, си есть монастира, ради прошения снъди, идъже единъ отъ братий тъх, имъяй любовъ Божию и ближняго въ сърдцу своемъ, изнесе намъ хлъба бъла и чиста…»
Красный рождественский цветок спрятали в соседней комнате и ночью по балкону передали в комнату благочинной. Потом мы великодушно рассказали ей правду. Мать Серафима ахала, ругала нас, но было уже поздно – мы ехали в аэропорт.
«Тогда же ми
