такой, гай».
Болан полез во внутренний карман своего пиджака, видя, как все они напряглись, потянувшись к оружию в кобурах. Он достал черного туза и бросил его через стол Айуппе. Он приземлился на стопку двадцаток и пятидесятых, прямо перед полусредневесом.
Айуппа на мгновение уставился на него, словно пытаясь осмыслить то, что увидел. Глядя сейчас на Болана, Айуппа казался нерешительным, в его горящих глазах читался страх.
«Прошло некоторое время с тех пор, как я видел что-то из этого», — сказал он наконец, его голос был немного приглушенным.
«Они снова в моде».
Правая рука Айуппы скользнула вниз, ниже выступа крышки стола, и Болан приготовился к его движению, но теперь рука поднялась, все еще пустая, лежа ладонью вниз на столе среди банкнот и монет.
«Для этого мне понадобятся полномочия», — сказал гангстер.
«Ты смотришь на это».
Айуппа выпрямился, его плечи расправились.
«Этого недостаточно», — решительно сказал он.
Болан попытался вложить нотку сочувствия в свою насмешливую улыбку.
«Ладно. Ты хочешь сказать человеку, которого ты разозлил — сколько там, четверть миллиона?»
Айуппа снова заколебался, но нашел в себе мужество разоблачить высший блеф Болана.
«Мне придется рискнуть».
Болан беспомощно развел руками.
«Ты сам это назвал, герцог», — сказал он. «Живи с этим, если сможешь».
Болан повернулся, чтобы покинуть переполненный маленький офис, одна рука уже потянулась к расстегнутому клапану куртки, когда дверь кабинета с грохотом распахнулась и в комнату, пошатываясь, ввалился чернокожий часовой.
В его руке был пистолет, и он брызгал слюной от ярости, что-то растерянно бормоча разбитыми губами.
Болан не дал ему времени отточить свою речь. Он рубанул по руке мужчины с пистолетом своей сильной правой, одновременно схватив руку капюшона и развернув его к себе. Человеческий снаряд пролетел через комнату, ударившись о стол и разбросав людей, деньги и бланки для ставок во все стороны.
Избитый стрелок оказался на столе, его окровавленное лицо оказалось почти на коленях дюка Айуппы, отбросив капо мафии назад, сильно прижав его к стене.
Все они пытались прийти в себя после внезапного перерыва, когда Болан вырвал 98-R из бокового кожаного чехла и пронесся справа налево по комнате. Сгоряча он понял, что сейчас нет времени ни на какие фантазии. Это было убить или быть убитым.
Бодикок в рубашке без рукавов держал свой револьвер 38-го калибра наготове, парень рядом с ним все еще боролся с аппаратурой под прикрытием. Болан уложил их обоих быстрым двойным ударом, 9-миллиметровые дробовики просверлили черепа, разбрызгав кровь и мозги по стене позади них в виде ужасного абстрактного рисунка.
Палач поймал другого стрелка, который рвался к боковой линии, хватаясь за пистолет 45-го калибра, заткнутый за пояс. Болан выстрелил ему в грудь из «парабеллума», заставив его корчиться на полу.
Человек по имени Джексон с трудом поднялся, скатился со стола и встал на четвереньки рядом с ним, мотая головой, как раненое животное. Следующий выстрел Болана снес Джексону половину лица.
За письменным столом Айуппа шарил в поисках железа под курткой. Оружие было наполовину извлечено, когда посреди его лба появился третий невидящий глаз, и герцог Либерти-Сити отшатнулся назад, кровь хлестала из рваной дыры.
Последний стрелок Слик выхватил оружие и сделал единственный выстрел, выбив штукатурку на голове Болана, прежде чем Палач прижал его к картотечному шкафу смертоносной 9-миллиметровой пулей.
Болан быстро подобрал карту смерти с черным тузом, оставив вместо нее медаль стрелка среди банкнот и монет.
Когда он отступал из этой зоны поражения, он знал, что их количество закончилось, и единственное, на что он мог надеяться, это на легкий выход из бильярдной.
Он спустился вниз по лестнице и обнаружил, что бильярдная пуста. Он быстро пересек узкую комнату, направляясь к парадным дверям, когда заметил какое-то движение на улице снаружи. Он колебался всего мгновение, когда заметил полдюжины солдат, выходящих из бара на другой стороне улицы. Все они направлялись в его сторону, двое впереди с помповыми ружьями в руках, остальные вытаскивали пистолеты из потайных кожаных карманов.
Внезапно что-то щелкнуло, и Болан проклял себя за то, что не сообразил, что именно происходит, когда Айуппа сунул руку под крышку стола. Мужчина нажал тревожную кнопку, подключенную для подачи сигнала тревоги в соседнем здании, где на всякий случай будут ждать пистолеты Айуппы.
Болан сжал свою «Беретту» обеими руками, быстро прицелившись через зеркальное стекло в окно на ведущего, одного из дробовиков. Палач выстрелил в тот момент, когда обнаружил цель. «Парабеллум» просверлил аккуратную дырочку в стекле, не очень аккуратную — в груди стрелка, и он упал, бесцельно стреляя из дробовика в канаву.
Снаружи мгновенно загремели пять пушек, выпустив по бильярдному залу бешеные, рефлекторные залпы, круша окна, стены и мебель, не имея четкого представления о том, кто или где их цель — человек. Картечь и револьверные пули изуродовали столы, бар, плакаты, висевшие на грязных, немытых стенах.
Стоять и сражаться было равносильно самоубийству, а у Болана, каким бы хитрым воином он ни был, были другие планы.
Он попятился назад по всей длине комнаты, пробегая в боевой присядке. Он не открывал огня, зная, что ему понадобятся все патроны в «Беретте», если его план провалится, если они догонят его там или когда он выберется наружу.
Болан обнаружил, что задняя дверь заперта изнутри, и пробился через нее в переулок. Повернув направо, он увидел дневной свет в полуквартале от себя. Он сломался ради этого, промчавшись по переулку с «Береттой» в кулаке и готовый ответить на любой вызов в любой момент.
Он слышал голоса, шаркающие шаги по гравию переулка у себя за спиной и знал, что никогда не доберется до «Жар-птицы», ожидающей его на обочине. Они уже гнались за ним, первые бешеные выстрелы врезались в мусорные баки и подняли облака кирпичной пыли, рикошетом отскакивая от стен по обе стороны.
Грохнул дробовик, и Болан инстинктивно нырнул за мусорный контейнер, едва не оглохнув, когда в мусорный контейнер попал заряд картечи, отдавшийся эхом, как огромный басовый барабан, рядом с его ухом.
Еще двадцать футов по ничейной полосе, свистящей от разрывных пуль, и он доберется до улицы. Был шанс, правда, ничтожный, что они не решатся последовать за ним туда, на дневной свет.
Зная о подавляющем перевесе сил, Болан чувствовал, что у него нет другого
