потряс меня до глубины души. Я плакала от того, что мы допускаем своим невежеством. И теперь мне хотелось, чтобы Глеб смог почувствовать хотя бы треть тех эмоций, что испытала я. Чтобы он понял, как важно осознанно подходить к потреблению вещей.
– Ты смотришь, я разбираю, – улыбнулась я. – Будем взращивать твою экологическую грамотность.
– А что мне за это будет? – Глеб хитро сощурил глаза.
Я подошла к нему вплотную и, встав на носочки, с придыханием прошептала:
– Тебе будет… очень хороший, волнующий твоё сознание.... ещё один фильм про экологию, – я резко отстранилась от парня. – «Дом» называется.
Его лицо выражало такое неописуемое недоумение, что я не выдержала и рассмеялась.
– Но я обещаю, мы посмотрим его вместе, – я чмокнула парня в щеку и поспешила заняться разбором вещей.
Одежду с бирками я складывала в отдельный пакет для Сёмы. Я позвонила другу и убедилась, что он носит тот же самый размер, что и Глеб. Сёма жил в неполной семье, у него была только мама. Поэтому новая и качественная одежда ему пригодится.
Все вещи были в прекрасном состоянии, словно их надевали лишь раз, и выкидывать их было неразумно. Поэтому я их фотографировала для того, чтобы выставить объявления на «Авито», по принципу: кто успел, тот забрал.
В одном из мешков я наткнулась на огромное количество листов формата А4. Тяжело вздохнула и сгребла находку в охапку для того, чтобы отнести в прихожую, а по пути домой выкинуть в контейнер для сбора макулатуры. Я сделала несколько шагов, как вдруг от неловкого движения листы выскользнули из моих рук и разлетелись белыми пятнами по полу.
– Чёрт, – выругалась я и опустилась на колени, аккуратно собирая бумагу в стопку. Неожиданно взгляд зацепился за знакомое название.
Я взяла бумажный лист в руки и начала его бегло просматривать.
Городской конкурс… экологическая среда..... конкурсанты.... финансирование… в размере…
Глеб Лихачёв .
Подпись.
В прохладном от кондиционера помещении стало невыносимо жарко. Сердце сжалось, словно в предчувствии чего-то нехорошего. Я с трудом проглотила вязкую слюну, застрявшую жёстким комом в горле, и потянулась к другим документам.
Мысли в моей голове скрипели настолько громко, что их потуги можно было услышать даже в соседней квартире.
Человека, который отказал мне в продвижении моего проекта два года назад звали…
Как же его звали? Кажется, Дмитрий Лихачёв. Я ведь тогда даже на работу к нему несколько раз приезжала, хотела поговорить, но каждый раз мне говорили, что его нет и неизвестно, когда появится.
– Алиса? – окликнул меня Глеб, отчего я вздрогнула. Он подошёл ко мне и присел рядом со мной на колени.
– Что это? – просипела я, мой голос охрип, словно я не пила несколько дней. Я протянула листы и вложила их Глебу в руки. – Объясни мне.
Вид парня стал растерянным.
– Я не понимаю… Почему на документах по выделению финансирования для конкурса стоит твоё имя?
– Отец переложил эту задачу на меня, – Глеб поджал губы в твёрдую линию.
– Скажи, что ты не… – Глеб отвёл взгляд в сторону, и я осеклась, мне не хватало воздуха. – Это ты, да? Меня тогда? Ты вышвырнул мой проект из конкурса? – сердце отбивало чечётку, а по щекам покатились слёзы обиды и непонимания. – Но почему? За что?
Как же я жаждала и мечтала узнать ответ на этот вопрос два года назад, так же сильно я боялась услышать правду сейчас.
– Алиса. Выслушай меня, то, что было два года назад… Я был совсем другим человеком. Ты очень сильно разозлила меня тогда. Я тебя совсем не знал.
– О чём ты? Я не понимаю.
– Ты кинула в меня газировкой и залила мне рубашку зелёной фигней, перед ответственным мероприятием. Унизила меня, перед друзьями, – он сглотнул. – Я хотел наказать тебя.
Пазлы наконец-то сложились, и я задохнулась от понимания ситуации.
– Так тем уродом на джипе был ты? – зло выдохнула я, пелена из слёз застилала мои глаза.
– Прости, я искренне сожалею…
– Сожалеешь? Это было моей мечтой. Я хотела сделать этот город лучше. Я не спала днями и ночами. Я вкладывалась в этот проект. Да ты хоть понимаешь, как бы это могло помочь экологии? Да нихрена ты не понимаешь, – разочарованно выплюнула я. – Ты же ведёшь себя как тупое животное.
– А ты как наивная дура. Думаешь от той капли, что ты тут делаешь, что-то изменится? Открой глаза. Твоя экология нахер никому не сдалась. Люди живут одним днём, – лицо Глеба потемнело, а ломаная улыбка напоминала оскал.
– Лучше быть наивной дурой, чем подлым, мерзким дураком. Втёрся в моё доверие, строил из себя паиньку, а сам оказался мерзкой крысой. Ты всё это время только и делал, что ржал надо мной и моими друзьями. Мне стыдно, что я дружила с тобой! – на последних словах мой голос сорвался на крик.
– Что ты со мной делала? – прошелестел голос парня.
– Дружила!
– А это так сейчас называется? – злорадно оскалившись, выплюнул Глеб, его глаза метали молнии, а кулаки сжимались.
– А ты что думал? – я нервно рассмеялась. – Неужели ты думал, что я буду встречаться с таким, как ты? Ты же жалкое ничтожество… – я замолчала, заметив, что парень дернулся, словно его окатили кипятком. Меня накрыло осознание, что я сказала лишнее.
– Убирайся, – прорычал Глеб, и столько огня было в его глазах, что я попятилась назад.
– С удовольствием, надеюсь, я больше тебя никогда не увижу, – горько прошептала я.
– Взаимно. Где выход ты знаешь, – твёрдо отчеканил он.
Я надела обувь и вылетела на подъездную площадку, обессилено привалилась спиной к стене.
В груди поселился рой диких пчёл, они нещадно жалили в самое сердце.
Глава 21
Помню, как не раз, когда мне было сложно, ты, не бросаясь словами, сжимал мне руку. Давал понять, что ты рядом. Помню, как мы долго молчали, не из-за того, что не о чем было говорить… Так понимали состояния друг , что не могли передать их словами.
Эльчин Сафарли
Опустошение.
Этим словом можно описать состояние, в котором я сейчас находилась.
После ссоры с Глебом я была настолько зла, что мне хотелось крушить стены хрупкого равновесия людей, что невольно встречались на моём пути. Но это состояние вскоре сменилось высокой температурой.
Врач сказал, что я простыла. Смешно. Простыла в июле. В самом разгаре лета.
Это была не простуда, это было нервное потрясение. Но вариант врача был идеален для моей семьи, и я радовалась, что мне не пришлось объяснять им своё неадекватное состояние. Я могла прятаться за ширмой
