перед битвой с теми, кого любили.
Прэйир промолчал, когда увидел ее рядом, и принял безропотно плошку с кашей, которую она принесла ему в полдень на привале, и позволил ей натопить снега на них обоих, чтобы вечером, в палатке, они смогли смыть грязь.
Он оказался прав: Дшееш не обмолвилась ни словом о том, что случилось ночью. Хесотзан тонко улыбнулся, когда Шербера проходила мимо, и она едва заставила себя отвернуться. Но она пообещала Прэйиру не лезть на рожон. А он пообещал ей присмотреть за воином, который был ее врагом.
Шербера сказала своим господам, что Прэйир ударил ее на тренировке — и он это подтвердил. Олдин дал ей примочку, Номариам и Тэррик мягко, но настойчиво посоветовали ей прекратить обучение и сохранить силы для настоящей битвы, а Фир…
— Разве Прэйир звал тебя к себе сегодня, Шербера? — спросил он, когда они вышли из палатки фрейле и остановились в сумерках друг напротив друга.
— Нет, не звал, — сказала она, зная, что все чувства Фир сейчас видит в ее глазах.
Его лицо стало таким спокойным, что это ее почти напугало.
— Разве он позовет тебя завтра?
— Нет, — сказала она, — не позовет.
Без единого слова Фир исчез в наползающей тьме.
На второй день на равнину, по которой они шли, опустилось дождевое облако. Мелкие капли почти сразу же стопили снег и превратили землю в хваткую грязь, в которой вязли лошади и воины, и Тэррик приказал остановиться и переждать дождь на месте, чтобы и животные, и люди не выбились из сил. Драконы недовольно чихали дымом и летали над войском кругами, воины сыпали проклятьями, вытаскивая колеса повозок из глубокой колеи, и только ящеролюди, казалось, не испытывали от холода и дождя никаких неудобств.
Шербера промокла и совсем скоро ее начало знобить, так что остаток дня она провела под одеялом в палатке Прэйира, слушая доносящиеся снаружи голоса, наблюдая за пляшущим в факельной чаше пламенем и дрожа.
Полотно палаток защитило от дождя, но тепла не дало, и к ночи даже самые стойкие продрогли до костей. Магам пришлось провести целый вечер, разбрасывая по лагерю осушающие чары. Только после того, как земля вокруг подсохла, стало можно развести костры.
Прэйир тоже выбрался из палатки, чтобы развести костер — один среди сотен зажегшихся по всему лагерю, один среди сотен собравших вокруг себя людей, и вместе с людьми восходного войска к огню потянулись и другие, с желтыми глазами. Они садились вокруг костра, вытягивали бледные тонкие руки и ноги и смотрели в огонь, не мигая и, казалось, не дыша, и только отсветы пламени плясали на их узорчатой коже, завораживая и не позволяя отвести взгляда.
Люди Побережья предпочитали держаться от этих костров подальше.
— Акрай. — Шербера вздрогнула от раздавшегося рядом голоса и не сразу поняла, что уснула, и что Прэйир уже вернулся и сидит на шкуре рядом с ней и трясет ее за плечо. — Поднимайся. Ты должна поесть, пока рыпь горячая.
Она с трудом разлепила глаза и встала. В животе было муторно и есть не хотелось, но он был прав — если она хочет поправиться побыстрее, ей нужна горячая еда. И силы.
Прэйир закутал ее в свой теплый кофз и нахлобучил на голову капюшон, но стоило Шербере сделать два неуверенных шага за пределы палатки, как, выругавшись, он подхватил ее на руки.
— Да ты совсем не стоишь на ногах.
— Я не так уж и слаба, — пробормотала она сквозь озноб и дрожь, но он только крепче прижал ее к себе и понес к развернувшейся у обоза походной кухне, недовольно ворча:
— Ты слабее новорожденного фатхара. Когда ты успела подхватить лихорадку? Поешь, и я отнесу тебя к твоему целителю, чтобы он за тобой присмотрел...
— Я останусь с тобой, — перебила она, цепляясь за кофз Прэйира и утыкаясь пылающим лицом в его пахнущую ветром шею. Она была такая теплая. — Прэйир, я все равно приду к тебе, даже если ты оставишь меня у Олдина! Клянусь…
Она закашлялась, и он снова выругался, ловко обходя очередной костер.
— Женщина, разрази тебя Инифри. Ты упрямее твоего Фира. Ты постоянно испытываешь мое терпение.
— Я вернусь к тебе, — повторила она.
— Когда согреешься и поешь.
— Поклянись.
— Я не стану клясться. — Она вцепилась в завязки его рубицы и дернула изо всех сил, неудержимо кашляя, и он сдался, хоть Шербере и думалось, что это только чтобы она перестала ему мешать. — Хорошо, хорошо, Шербера! Я обещаю.
Вскоре они оказались рядом с походной кухней. Кашевары щедро разливали горячую, только что с огня, рыпь, которую сегодня варили в бульоне, и Шербера услышала, как одновременно заурчали их с Прэйиром животы, когда до них донесся запах вкусной еды.
Ветер, играя, бросил в них пригоршню смеха со стороны собравшихся для трапезы людей... и Шербера услышала знакомый. Внутренности ее натянулись подобно тетиве лука, когда этот смех смешался с другим, не менее знакомым, сплетаясь с ним, словно волосы в косе акрай.
Велавир и Хесотзан.
Когда эти двое успели подружиться?
— Прэйир... – начала она тихо.
— Я слышал, — сказал он мрачно, не замедляя шага. — Я не спущу с этого любителя ящериц глаз.
Он усадил ее у костра и ушел, чтобы почти сразу же вернуться с миской, полной рыпи. У огня было тесно, но при появлении Прэйира рядом с Шерберой вдруг нашлось достаточно места, и вот уже он уселся рядом с ней, и, казалось, наблюдал за каждым кусочком рыпи, который она кладет в рот. Они оказались достаточно далеко от берега и вонь Оргосарда сюда почти не доставала и не пробиралась в рот, придавая блюду вкус водорости. Впрочем, в этом была и заслуга кашеваров. За столько дней они наловчились готовить рыпь так, что ее нельзя было отличить от мяса какой-нибудь птицы.
От горячей еды Шербере и в самом деле стало лучше. Она ела и чувствовала, как к ней по капле возвращаются силы, а с ними и досада — на эту неожиданную хворь, захватившую ее врасплох, быть может, всего за несколько дней до битвы, на слабость, которая — она знала — так просто не отступит…
Шербера огляделась вокруг, ища знакомые лица среди желтых и смуглых лиц, ища своих господ, особенно Фира, о коротком разговоре с которым думала с тяжелым сердцем