не давали покоя, и она наконец решилась.
— Хесотзан напал на меня однажды. В пустыне, уже после того, как я дала вам клятву.
Прэйир застыл. Медленно развернувшись, он посмотрел на нее, и в свете факела его лицо и обнаженное до пояса мускулистое тело казались отлитыми из красной меди.
— Дальше, акрай.
— Он встретил меня на берегу реки, когда я была одна. Он знал, что я не связалась с тобой, и сказал, что если ты не успеешь, то он придет к Тэррику и попросит меня для себя. Это было за день до того, как... — она запнулась лишь на мгновение, но взгляда не отвела, — я тебя поцеловала. Он пригрозил убить коня Фира, если я кому-нибудь расскажу.
— И ты рассказала кому-нибудь?
— Нет, — мотнула она головой. — Я его боялась.
— А теперь нет. — Он не спрашивал.
— А теперь нет. — Шербера выпрямилась, отвела плечи назад и вздернула голову, и когда Прэйир опустился на шкуру рядом с ней. — И я рассказала тебе не потому, что ищу защиты. Теперь я смогу себя защитить.
— Акрай, во имя Инифри, ты — не воин! — яростно процедил он сквозь зубы. — Хесотзан прав — ты забываешь, где твое место, ты заставляешь меня пожалеть о том, что я начал тебя учить.
— В последней битве я возьму с собой только меч, — упрямо сказала она, сама не зная зачем.
— Нет.
— Да! — Прэйир, казалось, готов был снова ее перебить, так что Шербера заговорила еще быстрее. — Ты же знаешь пророчество. Пока живы акраяр, войне не будет конца.
— Это все выдумки магов, — выплюнул он.
— Маги всегда несли нам волю Инифри! — сказала она, и голос дрогнул при воспоминании о разговоре с Дшееш. — Разве они не рассказали нам о клятвах акраяр, о возвращении магии, о повороте в войне? Разве до этого почти все, что они говорили, не сбывалось?
— Не все, — сказал Прэйир, но она не слушала; мысли и страхи вырывались наружу неудержимым потоком слов — перед ним, перед тем, кому она поклялась никогда не показывать своей слабости, не говорить о своем страхе.
— Я хочу стать воином, Прэйир. — Шербера не заметила, что положила руку на его обнаженную грудь, пока не почувствовала пальцами, как она окаменела — как и его лицо, в которое она так настойчиво сейчас смотрела. — И если мне придется умереть, я хочу умереть, как воин, сражаясь с врагом, а не со своими людьми, которые придут, чтобы убить меня и положить этим конец этой долгой войне. Разве ты выбрал бы для себя такую смерть?
— Пророчество — выдумка, — отрезал он, — и хватит об этом говорить.
— Ты сделаешь это, если придется? — спросила она. — Ты убьешь меня, если окажется, что маги правы и смерть последней акрай должна будет прекратить войну?
Шербера была готова настаивать, спорить, упрямиться, но неожиданно Прэйир снова ей уступил, кивнул, сдвинув густые брови, и сказал, закрепляя словами обещание, данное своей акрай:
— Да. Клянусь Инифри, я это сделаю. — В мгновение ока она оказалась лежащей на шкуре; его потемневшие глаза скользили по ее быстро вздымающейся груди, рука ловко развязала и уже стягивала с нее сараби. — Хватит разговоров, акрай. Уже прошла половина ночи, а я все еще слушаю рассказы о змеедевках и их любовниках.
И она покорилась ему.
Отдалась его прикосновениям, его огню, его власти — так неистово, словно делала это в последний раз.
Зеленокожие близко. Эти ночи и в самом деле могут оказаться последними для них, эти опаляющие ласки могут быть единственным, что останется у нее от Прэйира в конце этой войны, а значит, она возьмет с собой в этот бой все, что сможет взять.
— Я люблю тебя, мой темный воин, – выговорила Шербера и почувствовала, как вздрогнуло сильное тело Прэйира, когда она сказала о своей любви так, как говорили о ней древние народы Побережья и говорят помнящие старые традиции фрейле. – Мое сердце принадлежит тебе.
Шербера не ждала ответа: знала, что его не будет, знала, что Инифри не окажется к ней благосклонна даже в последние дни войны. Так что она просто позволила себе любить своего господина, а когда Прэйир хрипло выдохнул и задрожал, ловя ртом воздух и пульсируя в горячем экстазе у нее внутри, не отпустила его – перекатилась следом, когда он отстранился, оказалась сверху и нежно коснулась его обветренной пустынным ветром щеки губами.
— Нам лучше поспать, акрай, – сказал он, не принимая этой ласки, хоть и не отвергая ее.
Шербера молча кивнула, сползла с него и улеглась рядом на шкуре, отвернувшись к стене палатки. Сердце ее болело, но Прэйир хотя бы не оттолкнул ее.
Что ж... Пока она жива и покуда будет на то воля Инифри, она останется рядом с ним.
ГЛАВА 9
Им нужно было уходить от Оргосарда.
Чем ближе было устье, тем больше в мутной воде было дикой жизни, и Тэррику вот уже три ночи подряд приходилось выставлять дополнительный караул у берега, чтобы не пропустить к лагерю выползающих из реки гадов: многоногих скользких усоглавцев с рыбьими ртами и длинными тонкими усами, плостышей, похожих на большие листья с зубастыми пастями, которыми они могли ухватить за ногу неосторожного путника, и другие порождения Океана, имен которых они не знали.
Но змеелюди ловили и ели эту дикую жизнь, расправляясь с многоногими и плоскими голыми руками — так ловко, что это было и мерзко, и достойно восхищения одновременно. И в этих водах было как никогда много жирной рыпи, а им — тоже как никогда — нужно было набраться сил перед решающей битвой.
Тэррик медлил.
Вести, принесенные драконами, позволили ему оправдать это промедление, но после встречи с южным войском им придется уйти от реки.
Еще немного — и вместо усоглавцев и плостышей из воды полезут зеленокожие, рыболюди и Инифри знает какая дрянь. Они должны встретить врага на твердой земле, не на берегу, края которого с каждой пройденной сотней шагов становились все более высокими и рыхлыми.
Обрывистыми.
Опасными.
Собрав свой скарб, Шербера уже ранним утром покинула палатку акраяр, чтобы идти поближе к воинам — как уже сделало до нее несколько других девушек, решивших провести последние дни
