кресла. Руки он складывает в замок на животе:
— Назови свои условия, — говорит он.
Сажусь ровно, подаюсь вперед. Медленно беру бокал. Несколько секунд грею в ладони коньяк, не отрывая взгляда от лица Кауфмана.
Выдержка у старикана точно не меньше, чем у этого коньяка. На его лице ни один мускул не дернулся.
— Их будет три, — говорю, наконец. Прикладываюсь к коньяку.
Кауфман вальяжно кладет ногу на ногу и начинает ею раскачивать:
— Я весь внимание.
— Первое. Цену назначаю я. Не нравится — иди нахуй.
Старик в ответ лишь кивает головой.
— Второе, — продолжаю. — Ты продаешь мне часть акций твоей компании и вводишь в состав директоров.
Не отрываю от Кауфмана взгляда. Но по его непроницаемой маске не могу сказать, он уже охуел, или еще держится.
— Зачем тебе это? — спрашивает он.
— Ты же хотел быть ближе, Костя, — развожу я руками. — А мне нужно обелить свою репутацию. Надоело быть барыгой. Да и пассивный доход не помешает.
Губы Кауфмана еле заметно вздрагивают. Он берет коньяк со стола, делает глоток:
— Два процента и без должности в компании, — отвечает он.
— Иди нахуй. Я торговаться не собираюсь, — дерзко ухмыляюсь. — Десять процентов и должность Стратегического директора. Поведу твою компанию в светлое будущее.
Наверное, старикан готов меня пристрелить. Что ж. Я его тоже. Но это было бы слишком легкой кончиной для него.
— Не понимаю, чего ты добиваешься, — спрашивает он. — Ты не менеджер. Ты бизнесмен.
— Как и ты, — отвечаю я. — Либо так. Либо расходимся, и все возвращается на круги своя.
— Мне нужно подумать, — отвечает Кауфман после небольшой паузы. — А что третье?
Глава 24
Щелкает замок и открывается дверь. А я уже готова выбежать навстречу. Если бы не была прикована к кровати.
В проеме проявляется Фил. Вздыхаю с облегчением, улыбаюсь:
— Слава богу, это ты!
Но его лицо чернее тучи. Подходит, обнимает меня:
— Он что-то с тобой сделал, сестренка? — спрашивает почти шепотом.
Наверное, так переволновался за меня. Внутри разливается приятное тепло от мысли, что меня кто-то любит.
— Нет, не волнуйся, — успокоила его. — Просто попугал.
Взгляд Фила скользит по наручникам. Говорю, что ключей нет. Что где-то там должна быть проволока, которой пользовался Леон.
Фил находит ее, но возится очень долго. Наконец, замок поддается. Я с облегчением тру запястья. Бросаюсь на шею брату:
— Как хорошо, что это ты, а не он! — прижимаюсь к его груди.
Фил молча гладит меня по голове.
— Сейчас поедем к отцу, — говорит он после недолгой паузы.
Отстраняюсь и удивленно смотрю на него:
— В смысле? Домой? Зачем?
— От хочет с тобой поговорить, — отвечает Фил, отводя глаза в сторону. — Поехали отсюда.
Отец хочет поговорить? Сердце учащенно бьется от радостного волнения. Видимо, оно того стоило, чтобы меня похитил бандюган, раз он вспомнил обо мне.
Выходим из этой развалины, идем в сторону внедорожника брата. Через пять минут уже летим по трассе в сторону элитного поселка, где живет мой отец со своей семьей. Я атакую Фила вопросами:
Как он узнал, где я?
О чем со мной хочет поговорить отец?
Где Леон, и решили ли они с ним свои вопросы?
Но Фил отмалчивается. Говорит, что все узнаю от отца, когда приеду.
Ну от отца, так от отца.
Папа живет в огромном особняке. Как по мне, слишком большом и роскошном для троих человек: него, его жены и Фила. В доме слуг больше, чем жильцов.
Брат провожает меня в роскошную гостевую комнату, чтобы я могла привести себя в порядок. Мне даже приносят чистую одежду. Кручу презрительно в руках платье лавандового цвета с американской проймой. Не понимаю, откуда вообще у отца в доме платье моего размера?
Принимаю душ, высушиваю волосы. Хоть я и не любитель платьев, но моя толстовка и джинсы грязные настолько, словно я бегала по крышам, спасалась от погони и меня брали в заложники.
Вообще, даже не верится, что все это произошло со мной за последние сутки. Как будто случайно попала в боевик какой-то.
Робко выхожу из комнаты, нервно разглаживая подол платья. Фил встречает меня:
— Пойдем, провожу, — говорит он, даже ничего не сказав про то, как я выгляжу. Обычно он активно поощряет, чтобы я “выглядела как девочка” и не скупится в такие моменты на комплименты.
Но я слишком волнуюсь перед встречей с отцом, чтобы долго думать об этом. Даже уже вспомнить не могу, когда в последний раз с ним разговаривала.
Следую за братом через широкий светлый холл. Я бы точно не смогла жить в настолько помпезном доме. Словно по музею иду. Вот-вот появится бабушка-смотрительница и отругает меня за то, что трогаю экспонаты.
Поднимаемся по парадной лестнице, поворачиваем направо. Проходим по длинному коридору и останавливаемся около двери. Фил кладет руку на ручку, бросает на меня взгляд.
Киваю ему, давая понять, что я готова. Поворачивает ручку и распахивает передо мной дверь. Захожу и замираю на входе.
В просторной светлой комнате, наверное, кабинете отца, в креслах напротив друг друга сидят мой отец и… Леон.
Оба поворачиваются на мое появление. Отец сразу поднимается и, широко улыбаясь, идет ко мне навстречу:
— Ева, а вот и ты! — говорит, подходя ближе.
А вот и я. Стою, опешив. Перевожу взгляд с отца на Леона и обратно.
— З-здравствуй, папа, — мямлю растерянно.
— Проходи, не стесняйся, — отец кладет мне руку на спину и подталкивает в сторону Леона.
Тот тоже поднимается. Ждет, пока я подойду. Что вообще происходит?!
— Ева, позволь мне представить моего давнего хорошего партнера, Леон Аронский, — представляет он нас, когда я подхожу ближе. — Леон, моя прекрасная дочь, Ева.
Зачем он нас представляет? Он что, еще не в курсе, что мы знакомы? Нет, не может быть. Ведь Леон при мне ему звонил, говорил, что похитил меня. Ничего не понимаю!
— Рад знакомству, — галантно кивает Леон. — Чудесно выглядите.
Смотрю на него озадаченно. Потом на отца. Это какой-то прикол?!
Не успеваю ничего понять, Леон говорит, что ему пора, прощается и уходит. Гляжу растерянно ему вслед. Затем — на отца.
Тот садится в кресло и приглашает меня жестом сесть туда, где минуту назад сидел Леон.
— Дочь, — говорит он после некоторого молчания. — Знаю, что не был для тебя отцом, о котором ты мечтала. И, думаю, мне уже поздно им становится. Однако мне важна твоя судьба.
Какая долгая и душещипательная прелюдия. Он никогда прежде так со мной не разговаривал. Вдруг ясно понимаю, что ничего хорошего меня не ждет.
— Видишь ли, — продолжает он свою
