Два дня я почти не спал и не ел, давали только воду. Наконец, на третий день мысли в который раз прервались с открытием двери. На пороге стояли давешний следак и два офицера, ну, командира в больших званиях. Причем очень в больших, никак не ожидал появления таких персонажей.
–Этот?– спросил один из командиров, в звании… ого, вроде как целого генерал-полковника.
Черт, лицо знакомое, думай, думай, вспоминай заученное…
–Этот, товарищ командующий!– отчеканил следак. О как, командующий! Уж не товарищ ли Еременко, собственной персоной? А у него за плечами трется кто-то еще… Мать моя, женщина, да это ж «Кукурузник»! Теперь точно – амба.
–Так что, уверяешь, будто ты свой в доску и хочешь помочь?– жестко, не глядя в глаза, спросил командующий.
–Конечно. Я уже объяснял гражданину следователю, что именно за этим и убежал от врага. Убежал, как только смог, до этого, уж простите, меня держали в Германии, я прибыл на фронт три дня назад.
–Отец твой погиб в Кобрине…– начал командующий.
–Я это и так знаю, он погиб у меня на глазах. Бомба упала в сотне метров от меня, склады взлетели на воздух, меня отбросило на несколько метров и оглушило.
–Наши люди провели огромную работу, нашли свидетелей этого события, такого же пацана, как ты, кстати.
–Уж не Колька ли выжил?
–И правда, не выдумал, значит. Коля со своей матерью сумели эвакуироваться из Кобрина двадцать третьего июня, сейчас они в Саратове. Нашли их быстро, в то же время из города эвакуировался горком партии, так и выяснили. Ну, да это тебя не касается.
–Точно, партийная верхушка выезжала, помню это.
–Почему вы с матерью не поехали? Мать Коли рассказала, что вы отказались?
–Мама сильно переживала из-за отца. Ей стало плохо, еле отошла. Но мы ушли той же ночью.
–Да, то, что матери стало плохо, так же подтвердили ваши соседи. Кстати, мать Николая так же потеряла мужа, но смогла уйти из города, да и сына вытащила.
–Уж так получилось, теперь-то что думать? Мама очень переживала, она просто упала без чувств, когда узнала об отце. Когда пришла в себя, все рвалась к развалинам складов, говорила, что нужно бежать, откапывать…
–Ясно. Значит, обучался у фрицев, но хочешь помочь Родине?
–Конечно!– твердо заявил я.
–А если раскроют? Тебя могут использовать втемную. Могут заставить под пытками признаться даже в том, чего и не знаешь!– командующий задавал хорошие вопросы.
–Будьте уверены, гражданин генерал-полковник,– это мне следак пару дней назад приказал обращаться именно так,– я знаю, как себя вести с немцами. Хоть рекомендуемый срок и вышел, но я знаю, как мне вернуться. Разрешите вопрос?
–Ну, попробуй, спроси, диверсант!– ехидно ухмыльнулся генерал.
–Вот наглец какой!– фыркнул Хрущев, да-да, это точно он, хрен его спутаешь с кем-либо другим. Но фыркнул беззлобно, так, показать себя.
–Что там в городе? Как тот батальон, откуда меня прислали сюда?– Меня и правда больше интересовало положение отряда батальонного комиссара, чем свое собственное.
–Что, волнуешься, не погибли ли там те, кому ты лапши навешал на уши?– Вот те и раз, что же случилось?
–Люди там хорошие,– повесил я голову,– честные и сильные.
–Именно благодаря этим честным людям, которых там бьют во всю ивановскую, я с тобой сейчас и говорю. Три дня не пускают немцев к вокзалу, он нам очень нужен, бьются как могут, держатся. За тебя просили, говорят, что выстояли в первую атаку именно благодаря тебе. Немцы действовали так, как ты описал, прямо до метра, как будто ты наперед знал, как это будет. И как такое возможно?– показал свое удивление командующий. Ха, он бы еще предположил, что я из будущего, вот был бы номер, да?
–В качестве общего развития немцы давали в школе знания по тактике и маневру, исходя из сил противника. Разведка у них работает хорошо, так что действовали шаблонно, как по учебнику. У них вообще есть такой момент…– я чуть задумался, формулируя ответ:– Немецкие офицеры стараются действовать так, как велит устав и выученные знания. То есть отступление от планов, излишняя инициатива не приветствуется. Точнее, офицеры просто не хотят рисковать, а используют отработанные схемы. Они неплохи, в общем-то, но, зная, как они действуют, вы сможете выработать тактику противодействия. Может, потому русские всегда и били прусских. Как бы четко ты все ни планировал, противник тоже не сидит без дела. Наши командиры, как мне кажется, изобретательнее, потому и будут бить всегда и всех.
–Во заливается, как соловей!– ехидно, словно выплюнул, произнес Хрущев.– Не увидел бы сам, что это щенок малолетний, никогда бы не поверил в такое!
–Это как раз проблема в нашей армии, что часто людям не верят, а это тяжело. Лишает людей желания проявлять инициативу и думать. Я сказал только что об изобретательности наших командиров, да и нижних чинов, но часто им не дают действовать так, как они придумали,– не сдержался я.
–Чего?– тут же вскипел Хрущ.– Думаешь, тебе поверили, и теперь сам черт не брат? Да моя бы воля, я б тебя к стенке…
–Конечно, что вам стоит, вы ж не в городе, не отбиваете атаки противника голой жопой, как наши парни там! Меня и таких, как я, к стенке, всех перестрелять, одному-то сподручнее воевать станет?– На, сука, ешь, не подавись только!
Я закрыл глаза, ожидая, что мне сейчас зарядят в лицо. Но ничего не произошло. Слышалось какое-то движение, бормотание, и я вновь открыл глаза. Хруща не было. Командующий фронтом стоял, медленно качая головой, следак злился, но не лез. Да знаю я, знаю, что в армии хрен ты чего скажешь, выполнять и точка, слушать и выполнять! Но я-то не просто в армии. Я в том времени, о котором многое знаю, так как оно у меня, можно сказать, в прошлом, а местные еще только живут здесь, оно для них – настоящее. Почему бы мне не высказывать свое мнение, показать, что я знаю больше многих генералов, вместе со всей политбандой, если это действительно так. Даже если примут только часть информации из будущего, уже будет большой плюс, так что да, не намерен я молчать.
–Развит и дерзок ты не по годам. Ты хоть представляешь, с кем говоришь?– все же спокойно продолжил Еременко.
–Конечно. Нам показывали в школе фотографии многих деятелей и военачальников РККА и партии. Вы, если не ошибаюсь, генерал-полковник Еременко. Желающий меня расстрелять – член Военного совета Хрущев. О нем, да и о некоторых других деятелях, немцы много чего говорили.
–Что именно?– вскинул бровь Еременко.
–Ой, там столько всего было, если нужно прямо сейчас, дайте карандаш и пару листов бумаги, я все, что знаю, что слышал от немецких офицеров, напишу.
Таким образом, я подвел разговор именно к тому, чего хотел, а именно – сдать все это дерьмо наподобие Хруща. Понятно, что это я не Сталину пишу, может, эти бумаги никуда отсюда не выйдут, но душу я облегчу. У меня появился шанс легализовать свои знания из будущего, ссылаясь на обучение в Германии. А кто проверит, мог я получить такие знания там или нет?
