сразу вспомнил, что Феди уже нет. Федя уехал.
— Мам, — сказал Данилка, — а пускай бы Федя у нас остался?
— Пускай бы, — ответила мать, — только разве он остался бы без матери? Вот ты без меня остался бы?
Данилка прикинул, подумал. Нет, он без матери не остался бы. И снова пригорюнился. Казалось — как хорошо придумал. Написать бы Феде письмо, пускай бы Федя вернулся и жил у них. А, оказывается, нет, плохо придумал.
Захлопал кнутом пастух. Мать выгнала корову. Стадо прошло мимо двора. Прошумела машина.
Данилка вскочил. Может, это машина обратно Бабкиных привезла? Может, Бабкины раздумали ехать, продали билеты и вернулись домой?
Данилка с разбегу распахнул скрипучую калитку и помчался к Бабкиным. Утреннее солнце косыми лучами осветило горы. Длинные тени тополей легли через дорогу, и дорога стала полосатой. Около Бабкиных, конечно, никакой машины не было. А дом их стоял пустой, с закрытыми ставнями. Словно закрыл глаза от печали и больше не хочет смотреть на белый свет. И только чёрный Валет сиротливо лежал у крыльца. Он, наверно, думал, что хозяева скоро вернутся. Он лишь мельком взглянул на Данилку и тут же снова уставился на дорогу, по которой вчера ушла машина. И всё глядел туда, не сводя глаз, будто боялся, что пропустит машину, на которой вернутся хозяева.
Данилка направился было обратно, домой. Но в это время случилось что-то необыкновенное. Под горой, в долинке, где на высоких деревянных ногах стоял бур, послышался какой-то шум, раздались весёлые крики. И вдруг выше горы, выше колхозных крыш, выше тополей взвилась мощная водяная струя. Она била вверх фонтаном, шумела, сверкала и густо рассыпала кругом крупный дождь.
— Ой! — взвизгнул Данилка. — Вода!
А но деревне уже бежал народ в долину, и все кричали:
— Вода! Вода! Вода!..
— Данилка, пойдём с нами! — крикнула Тонн Каштанова.
— Пойдём с нами, Данилка! — крикнули и другие ребята.
Им было жалко Данилку: ведь они знали, что он расстался со своим лучшим другом.
Данилка подбежал к ребятам, и они все вместе помчались в долину, где шумела вода. По колючкам бежали, по камням, по жёсткому щебню горной дороги.
Данилка не чувствовал ни колючек, ни щебня и ничего не видел. Он только видел, как бьёт в небо весёлая сверкающая струя, как рассыпается вокруг неё солнечный дождь и одна за другой вспыхивают маленькие радуги.
С криком и смехом ребята бросились прямо, под шумящий фонтан, под этот весёлый дождь, и начали плясать, шлёпая босыми ногами по лужам. Колхозники смеялись, глядя на них. Да смеялись и просто так, глядя друг на друга, — уж очень большая радость была у них сегодня!
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Улыбался и Сергей Матвеич. Наконец-то он добился, нашёл воду! Колхозники подходили, жали ему руку, благодарили. Тихон Иваныч от радости не знал, что и сказать, только дёргал себя то за правый ус, то за левый. А телятница Анна как прибежала, так и бросилась Сергею Матвеичу на шею и крепко его поцеловала:
— Спасибо тебе, Сергей Матвеич! Спасибо тебе! И за себя и за телят спасибо!
Ребята, мокрые насквозь, плясали под густыми брызгами, скользили, падали, визжали, выбегали из-под дождя и снова лезли под дождь.
Вдруг Данилка остановился, перестал плясать.
— Вот и вода, — сказал он, — а Бабкины уехали…
Он вышел из-под фонтана, отошёл в сторонку, губы у него задрожали.
Мать увидела его, подошла к нему.
— Что, лягушонок болотный, застыл? — сказала она и вытерла своим фартуком Данилке лицо. — Беги домой, надень сухие штаны.
Но Данилка, ни слова не говоря, уткнулся в материи фартук и горько заплакал.
— Что ты, сынок? — испугалась мать. — Что ты?
— Мама, — еле выговорил Данилка, — вот она, вода-то, а чего же они уехали?
— Поторопились, — сказала мать, — зря уехали. Ну, ты не горюй так шибко, сыпок. Слышишь, о чём вода шумит? Винограду будет много в колхозе — вот о чём она шумит. Огород большой будет в долине, капуста будет у нас расти, помидоры, картошка!..
— И картошка? — переспросил Данилка.
— И картошка. Когда воды много, всё уродится.
Данилка больше ни о чём не стал спрашивать. Если бы тётка Фрося знала, что тут картошка уродится, она бы не стала звать на Орловщину. И Бабкины не уехали бы…
А что, если побежать сейчас в Феодосию?
Может, Бабкины ещё там? Может, сидят на станции да ждут поезда?
Никто не видел, как ушёл Данилка. Он долго шёл по шоссе, до самого колхоза Вольного. В этот колхоз они с Федей и с Фединой матерью приходили за цыплятами для своей колхозной птицефермы. У них в колхозе куры простые, а здесь породистые, белые леггорны.
А Федина мать ведь заведующая фермой была…
Данилка спустился в долину, полную виноградников и фруктовых садов. Подошёл к источнику. Источник окружали высокие серебристые тополя с гладкой зеленоватой корой.
Данилка успел уже высохнуть в дороге и вспотеть успел. Он напился, поплескал в лицо и на голову холодной водой и поспешил дальше.
Данилка вспомнил, что из колхоза Вольного через высокую гряду гор проходит тропочка в Феодосию. Федина мать показывала им эту тропочку. Если пойти прямиком через горы, то до Феодосии недалеко, всего километров восемь.
Данилка, остерегаясь чужих мальчишек и злых собак, пробрался по зелёным колхозным улицам к подножию жёлтой, опалённой солнцем горы. Стоял, глядел — где же та самая тропочка, по которой в Феодосию ходят?
И увидел! Вон она вьётся по горе, среди серых колючек. Данилка прибавил шагу и полез на гору.
Тишина стояла кругом. Незнакомые горы как бы с удивлением смотрели на Данилку. «Куда ползёт этот маленький человек? — словно думали они, — Куда ползёт эта козявка? Далека и пустынна дорога, нет на пути ни ручья, ни зелёного деревца. Только солнце палит горячими лучами, припекает нам, горам, каменные лбы…»
А Данилка шёл и всё думал: «А может, они ещё не уехали? Ведь они же не знают, что у нас теперь воды много и картошка тоже будет расти!»
Долго поднимался Данилка в гору. Вышел на вершину. Горячее каменное поле, широкое и пустое, открылось перед ним. Вольный ветер гулял здесь, наверху. Он трепал Данилкины волосы, поднимал вокруг него гремучие, как жесть, жёлтые колючки и гнал их куда-то… И вдруг, словно стараясь показать свою силу, начинал толкать Данилку то в бок, то в спину, сбивал его с тропки. Как будто очень хотелось ему закружить Данилку вместе с колючками и понести по каменным валам.
«А я приду и скажу