нужны. А лучше в больницу.
Еле открываю глаза, но сразу же закрываю их, потому что голова буквально трещит. Нет сил встать. Даже рука не шевелится. Все тело ломит.
— Тебе в школу надо, — говорю я малышке осипшим голосом. — Нельзя отставать, родная. Ты уже оделась, да?
— Мамуль, я не могу тебя в таком состоянии оставить, — слышу, как она шмыгает носом. Все-таки распахиваю веки и ищу дочь взглядом. Она сидит в кровати рядом со мной, крепко сжимает мою вторую руку. — Ничего страшного. Потом догоню одноклассников. Обещаю. Я скорую вызову.
— Нет, малыш. Я таблетку выпью, и пройдет. Не волнуйся. Не впервые же болею.
— Не впервые! Но когда у меня поднимается температура, так ты сразу доктору звонишь! Так нечестно! Ты не следишь за своим здоровьем.
Боже… Когда моя прелесть успела так вырасти? Такие умные слова говорит, будто рядом находится взрослый человек.
— Все будет хорошо, — поднимаюсь на локтях. — Дай мне телефон. Я дяде Семену позвоню. Он тебя подвезет до школы.
Семен — дедушка одноклассницы Эмилии. Он часто собирает школьников по утрам, отвозит, а потом привозит обратно. Что-то вроде сервиса.
Дочь обиженно надувает губы. Молчит, когда я вместе с ней выхожу из квартиры, когда мы спускаемся в лифте, когда провожаю ее до автомобиля. Но рядом с машиной она все-таки выдает:
— Ну, мам! Я не хочу так!
— Позвоню тебе через часик и скажу, что все у меня замечательно, — обещаю я, укутываясь в кардиган. — Иди, малыш. Звони, как только доедете. Люблю тебя.
Дочка целует меня несколько раз и только после этого садится на заднее пассажирское сиденье.
— Вам бы в больницу… — выдает дядя Семен, всматриваясь в мое лицо. — Очень бледной стали.
— Да, постараюсь, — киваю. — Пожалуйста, аккуратнее поезжайте.
Еле поднимаюсь на свой этаж. Ног не чувствую, держусь за стену, буквально пользу. Перед глазами на миг темнеет. В квартиру удается попасть с трудом. Нахожу таблетку, запиваю водой. Температура должна снизиться.
Ложусь и прокручиваю в голове, что нужно связаться с Эмилем и сказать ему, что я сегодня при всем моем желании увидеть его приехать не смогу. Ни в компанию, ни к нему домой, чтобы сделать снимки той самой модели, которая живет вместе с ним под одной крышей.
«Буду завтра. Извини», — отправляю сообщение и, повернув телефон экраном вниз, кладу на тумбочку. Кажется, вырубаюсь.
Сколько так лежу, без понятия. Но где-то далеко… И в то же время слишком рядом… Мужской голос впивается в сознание. Горячие ладони шарят по телу, слышу что-то невнятное. Кто-то, кажется, матерится.
— Арина! Арина, ты слышишь меня? — это голос Эмиля.
Едва открываю глаза, как вижу его взволнованное лицо.
— Что ты…
Хочу спросить, что он делает в моей квартире, но потом вспоминаю, что это его дом. А еще лучше до меня доходит, что я уже по-настоящему брежу.
— Сейчас врач приедет. Все будет хорошо, слышишь? — голос измученный. А еще… В нем столько боли.
— Думал, умерла? — пытаюсь пошутить я. В горле пересохло. Будто туда песка насыпали. — Нет, дорогой. Не позволю тебе прожить эту жизнь с другой бабой. Воды дай, пожалуйста.
— Да нафиг мне бабы сдались, — бурчит он, целуя меня в лоб. — Ты вся горишь. Выпей, — прижимает стакан к губам, и я жадно глотаю воду.
— Ничего страшного. Все болеют. Знаешь, я на самом деле счастливица, — не слышу свой голос. — Мой босс пришел ко мне, ухаживает, вызывает врача. Шеф, ты меня балуешь. И влюбляешь в себя еще сильнее. А потом снова больно сделаешь. Опять бросишь ведь, верно? Оставишь одну в этом несправедливом мире…
Голова ватная, а глаза болят дико — шевельнуть ими даже не могу. Внимательно смотрю в лицо Эмиля. Он наклоняется, утыкается мне в шею и глубоко дышит.
— Никуда я тебя не отпущу. Просто не смогу. Ты мне еще наследника родишь.
Врач пишет названия лекарств и одновременно учит меня уму-разуму, говорит, что нужно беречь свое здоровье. Из дома он выходит с Эмилем, который отправляется в аптеку. А я думаю о том, что дочка вот-вот приедет. И если застанет здесь Бестужева, то сразу же догадается.
Эмилия умная девочка. Ей достаточно одного намека, чтобы понять, кто есть кто. Что хорошо, а что плохо…
«Ты мне еще наследника родишь», — набатом стучат в висках слова Эмиля. Знал бы ты, шеф, что у тебя уже есть наследница. Сына уж потом как-нибудь, пока не планирую. Мне дочери хватает. Она мой воздух, моя вода. Она единственная, ради кого я столько лет упорно стояла на ногах и шла по головам тех, кто хотел меня сломать.
— Надо принять таблетки, — командует босс, протягивая мне белоснежную капсулу и стакан воды. — А лучше было бы поехать в больницу.
— Врач сказала, что ничего серьезного нет. Не драматизируй, Эмиль. Завтра буду в норме.
— Будешь обязательно, — кивает он, задумчиво глядя на мой распахнутый шкаф, откуда показывается желтое платье дочери. Черт! Вот черт!!! — Я чего-то не понимаю? Там и кружка есть детская. На кухне. Откуда, Арина?
Мне рычать в голос хочется. Ну неужели так сложно все разузнать? Было бы желание, давно раздобыл бы любую информацию. Но не хочет же! Не хочет!
— Соседка приходила вчера, — усмехаюсь, не смотрю на него. — И платье для нее. Скоро день рождения у девочки. Они ко мне часто заходят, — говорю и сразу же меняю тему: — Эмиль, я хочу остаться одна. Извини, конечно, что выгоняю тебя из твоего же дома. Но мне необходимо отдохнуть, желательно, чтобы ты в это время находился как можно дальше.
— Я останусь тут, Арина. На ночь, — всматривается в мое лицо прищуренным взглядом. Вот же! Придушу ведь! — Даже не надо спорить.
— Я не собираюсь спорить, — встаю с кровати, ватными ногами делаю шаг вперед и сразу же пошатываюсь.
— Упертая, — ворчит Эмиль, ловя меня за талию. — Лежи. А если хочешь, чтобы я ушел, окей. Так противно, что видеть меня нет желания?
Желание видеть тебя как раз-таки есть. Но твои поступки отталкивают очень сильно. Ты не хочешь вернуться в прошлое и разобраться с ним. А мне это необходимо. Потому что рассказывать тебе я ничего не хочу о себе и о том, что я пережила за все годы, которые ты даже не думал обо мне.
Через минут двадцать он уезжает, напоследок накормив меня. Кусок в горло не лез, но Эмиль заставил. Кормил собственными руками. И в ту же минуту я слышу, как в замок вставляется ключ. Да, у дочки он есть, но она никогда не открывала дверь. Ведь всегда
