праздник. Пир грядет! — воодушевленно протараторила она.
Я округлила глаза и шумно выдохнула, успокаиваясь. Да она не ложилась вовсе! Уже и тетушка у нее появилась!
— Сегодня день первой жемчужины, Ваше Высочество! Сегодня начнется Добис!
Счастью ее не было края. Я даже не могла понять, как должна относиться к сказанному. Все будто знают о чем говорят, и лишь я в полном неведении о грядущем:
— Я смотрю, тебе здесь очень понравилось, — обиженно поджала губы я.
— Понравилось, Ваше Высочество! — искренно пролепетала она.
Еще вчера она успокаивала меня, гладила по голове, а сейчас… Как ни в чем не бывало, хотела заправить мою кровать и осматривала комнату в поисках простыни. Я скрипнула зубами. Столько легкости было в ее движениях, столько невесомости!
— Ты издеваешься надо мной? — выпалила я. — Ты — моя служанка! Ты! — я указала пальцем на нее, затем ткнула им себе в грудь, — моя! Где тебя носило?
— Ваше Высочество… — оторопела она.
Она явно решила, что мне хватило ее слов. А как же обязанности! А как же я?!
— Я Вам сейчас все пересскажу! Нас угощали…
— Рассказать ты должна была вчера. Видеть тебя не хочу! — кивнула я головой в сторону двери.
Нагулялась, и уже молчит, не показывая укоризненным взглядом: “Это не Вы, Ваше Высочество”. “ Вы сдались, Ваше Высочество”. Где теперь все ее упреки, вздохи и надежды? Где это всё?
— Но… — растерянно пролепетала она.
— Пошла вон!
Морская служанка не удивилась, осмотрев мой внешний вид. Отмыла дочиста, принесла платье, но я не смотрела ни на себя в зеркало, ни на наряд. Снова слишком вульгарное? А-а, плевать, пусть делают, что хотят… Все было безразлично, все казалось иссохшимся и в первую очередь я сама. Тяжелое платье, усеянное черным жемчугом, холодило кожу. Назвала бы Ави этот наряд чудным? Да какая разница!
После мытья мои еще мокрые волосы обмазали жижей и заплели в причудливые завитки. Голову тянуло, я не могла толком ни наклонить ее, ни поднять. Волосы окаменели и стали похожи на ракушку.
Когда я была готова, без стука в мою комнату вошла морская, та, что облила меня вчера черной жижей. Ее большой живот мягко округлял жесткие морские черты. Но взгляд… В нем таилась вся суровость здешних земель. Она оглядела меня надменно.
— Сними обувь.
Я не шелохнулась. А что она мне сделает? Снова обольет? Пожалуется?
— Вы хотите, чтобы принцесса шла босиком по холодным камням? — произнесла, не уступая.
— Не хочешь ножки замарать? — подняла она бровь.
Я кивнула, усмехаясь.” Умираю от страха!”
Она обошла вокруг меня и будто смягчилась.
— Невеста ступает босыми ногами на этот путь.
Этот путь… Этот путь!
— Я не пойду! — начала я стягивать все, что на меня успели надеть.
Леска, которой оплели платье, больно впивалась в подушечки пальцев. Морская схватила меня за запястье, да с такой силой, что я пошатнулась. Строго посмотрела, а я в ответ насупилась и повторила твердо:
— Пока не скажете, что меня ждет, не пойду!
— Какая ты шумная, птичья дочь.
— Это я еще тихая! — я одернула руку. — Ты же мне чашу передавала, значит прошлой невестой была? Тебе что, не было страшно идти не пойми куда?!
Она стояла, будто по чьей-то указке. Ни один мускул на ее лице не дрогнул. В глазах и движениях было столько силы, что можно позавидовать. Я насупилась, но сняла туфли, уступая. Ступни тут же свело от холода.
— Кричишь-кричишь, да все пустое. Сама все узнать должна!
— Строгие у вас порядки, морская дочь. — передернула я, но увидела в ее глазах заинтересованность.
На голову мне надели тяжелую и такую же холодную серебряную корону. Она идеально подходила к моему наряду, но даже тогда я не посмотрела на себя в зеркало. Мне все равно!
Она оглядела меня с ног до головы цепким взглядом, словно искала неточности. Поправила платье, пригладила волосы, добавила каплю эфирного масла в ямку между ключицами. Я не уступала, смотрела в ответ исподлобья. Испытывала ее терпение, пыталась забраться в ее голову, кричала мысленно: “Скажи! Скажи мне! Вдруг там опасно! Дай подсказку”. Морская провела указательным пальцем по моему лбу, разгладила морщинку. Подняла мое лицо, придержала за подбородок. Повернула в одну, затем в другую сторону. Волосы, скованные бальзамом и сывороткой, больно натянулись, и я поморщилась, сжала кулаки покрепче. Терпела. А она лишь усмехнулась, глядя прямо мне в глаза, и произнесла довольно:
— Нареченная готова.
Блеклые, едва теплые цвета подчеркивали каменную холодность, сумрачное небо наполнилось утренней свежестью. Едва мы вышли за ворота замка, я съежилась, но не от холода, хотя колкий ветер обдувал голые плечи, ноги и руки. Множество жителей города стояли у ворот в ожидании. Меня? Губы затряслись и в тоже мгновение кто-то подкрался из-за спины, накинул мне на плечи шкуру и затараторил:
— Вам предложат испить из чаши, — шепотом затараторила Ави у моего уха. — Как бы сложно ни было, откажитесь трижды. Прошу вас, трижды, — говорила чересчур бегло. — На четвертый же раз можете отпить лишь глоток. Традиции велят Вам подчиниться. — Я удивленно посмотрела в глаза служанки, что шептала странные небылицы. Что за правила? Я не расслышала и половины сказанного. Однако уже отходя от меня, она снова безмолвно упомянула чашу. Во рту тут же пересохло, и теперь я думала лишь о разгорающейся в горле жажде.
Все дальше отходя от замка, мы приближались к берегу. Здесь на свободе ветер проникал под кожу. И никуда не спрятаться, никуда не убежать. Я плотнее укуталась в шкуру, но ногами чувствовала все шероховатости земли: траву, трещины, корни, камни. Гадство!
Несмотря на суровое утро, люди ровным строем шли подле меня. С каждой стороны шептались, разглядывали, тыкали пальцем и смотрели с опаской и пренебрежением. Они не желали такой свадьбы. Союза с чужачкой! И об этом не нужно было говорить громко. Все было написано в их глазах, надменных и подозрительных.
Время утекало, солнце подкрадывалось к горизонту. Корона мешала, с каждым шагом впивалась сильнее и неприятно колола виски. Мне не дали ни глотка воды, ни еды, тело хотело покоя. Множество сломанных ракушек выложили бороздами вдоль тропы. Я увидела впереди чашу. Поднимать глаза не хотелось. Я чувствовала себя голой даже в одежде. Все шепотки смешались, разрослись в голове как сорняки: быстро, не оставляя почвы для чистых мыслей.
— Испей воды, нареченная, — проговорил седой старик.
Я оглядела его. Холодный, морской, едва помоченный морщинами. Он больше походил на генерала, статного и колючего. Но его голос, как сильный ветер, сдул и не дал повода для сомнений. Я подошла
