глубоко вздохнула, чувствуя, как бьется сердце. – Это был Константин.
– ?..
– Я видела Константина, – повторила она уже тверже.
– Или думала, что видишь Константина, – невнятно пробормотал Дэймон.
Тут только до нее, наконец, дошло. Та фотография, которую сама она ни разу не видела, но которую видел Константин, а позже рассказал ей. О боже, все сходится. Не может быть! Таких вещей просто не бывает.
Дэймон сел среди измятых подушек. Его тело по сравнению с телом Анны казалось смуглым как у индейца. Глядя на него, застывшего в горестном оцепенении, она не могла найти слов, чтобы утешить его. Ведь не от него самого ей стало известно о том, что произошло в этой комнате год назад. При ней он никогда не упоминал о тех событиях, не произносил имени своего пропавшего возлюбленного.
Мысленно она вновь оказалась у Бруга, наедине со странной фигурой под деревом. Зеленый плащ, непринужденная грация эльфа, горделиво приподнятый подбородок, белое золото волос… лицо Константина…
Двойник. Бессмертный или умерший?
Дэймон отправился в душ, а она легко соскочила с кровати и как была – раздетая, босиком – начала кружить по комнате, лихорадочно озираясь по сторонам, один за другим выдвигая ящики тумбочки, комода, письменного стола, точно спецагент, внедренный в сердце мафии. Она надеялась обнаружить нечто, подтверждающее или опровергающее слухи, которые распускали про него хозяйка «Сокровенной Розы» и ее словоохотливая племянница. Хотя, если вдуматься, что это может быть? Шкура оборотня? Магический кристалл? Высушенный и измельченный корень мандрагоры, крылья летучей мыши и лягушачьи косточки, замешанные на крови некрещеного младенца? Шум воды, доносящийся из ванной, казалось, должен был успокаивать ее, но нет. От этого становилось еще тревожнее.
Так нельзя. Господи! Ты же только что лежала в его постели. Или тот факт, что он иностранец, чужой, которого ты никогда не поймешь, как понимаешь своего, человек другой культуры, а значит, существо почти инопланетное, делает его вообще нечеловеком и даже в некотором смысле приравнивает к таким странным, неизученным до конца, хотя безусловно разумным существам, как дельфины… и следовательно, дает тебе право испытывать по отношению к нему не уважение, как к себе подобному, а всего лишь любопытство… Фу, как некрасиво!
В предчувствии близкого раскаяния она быстро положила на место записную книжку в коричневом кожаном переплете, содержимое которой представляло интерес разве что для ее владельца. Имена, адреса… Что в них проку, если не знаешь, что ищешь? Окинула взглядом содержимое ящика (ключи от машины, нераспечатанная коробка мини-дисков, несколько визиток, золотая булавка для галстука, перочинный нож…) и велела себе прекратить этот постыдный, бессмысленный обыск. Если у него и было, что прятать, то наверняка он спрятал это как следует.
Внимание ее привлекла Библия. Самая обыкновенная каноническая Библия в мягком переплете, которая традиционно красуется на каждой прикроватной тумбочке в каждом номере каждого европейского отеля. В нее была вложена другая книга, более тонкая, без обложки. Анна открыла ее на заложенной странице и прочла абзац, отмеченный карандашом на полях.
Они не будут иметь чести пред Господом духов, но будут спасены во имя Его; и Господь духов умилосердится над ними, ибо Его милосердие велико.[36]
Стоя под душем, Дэймон улыбался с закрытыми глазами, довольный тем, что такое кошмарное утро сменилось весьма неплохим днем. Он точно знал, чем занимается Анна в комнате одна – роется в его вещах – и нарочно не торопился выходить, чтобы дать ей возможность хорошенько рассмотреть все, что ее заинтересует. Пусть… Пусть открывает дверцы платяного шкафа, обшаривает полки, трогает рукава пиджаков и рубах, прикасается к мягкой шерсти пуловеров. Вдыхает его запах. Постигает его мир.
К собственному своему удивлению, он по-настоящему увлекся этой русской девушкой. Ему нравилась ее задумчивость, граничащая с меланхолией. Нравился изгиб нежных ненакрашенных губ, выдающий скрытую печаль. В ней не было карнавального неистовства Сары, очаровательной наивности Молли, экстравагантности Шэннон. К тому же он знал, что до конца своих дней обречен каждую женщину сравнивать с Донной, и ни одна не покажется ему лучше. Но… Тело его настойчиво требовало тела Анны, а мысли то и дело устремлялись к ней, отвлекая от работы и мелких будничных дел. Дэймон не задавал себе вопроса, что будет дальше, или к чему это приведет. Слишком многое в его жизни заканчивалось не так, как он предполагал.
Что касается ее парня… Вот с кем он не отказался бы помериться силой – силой любви и силой ненависти, силой плоти и силой духа. Чудовищная безнравственность блондина в сочетании с упорством и высокомерием возбуждали его до крайности. Дэймон просто обожал таких монстров. Он и сам был из таких.
Взгляд Константина, адресованный Дэймону, был воистину взглядом василиска. Его так и подмывало крикнуть: браво! Продолжай в том же духе, брат мой, и очень скоро ты окажешься у той опасной черты, за которой простирается зона абсолютного беззакония. Где дремлет совесть и агонизирует разум. Где мы сможем побыть вдвоем – ты и я. Уж тогда-то, будь уверен, я взыщу с тебя сполна, ибо ты виновен… виновен в том, что имел неосторожность родиться слишком похожим на Ларри. Те же серые глаза с золотистой короной на радужке. Та же усмешка Лаэга, короля возниц[37]. Надменного и великолепного, не ведающего страха, ни разу не повернувшегося спиной к врагу.
Да, в эти минуты Дэймон бывал очень близок к тому, чтобы почувствовать себя счастливым. Если бы не одно «но». Он видел, что Анна боится. Боится, сама не зная чего. Но он-то знал. Знал, что страхи ее небеспочвенны. Знал, что не сможет ее защитить. Как не смог защитить Ларри. И даже себя самого.
Глава 7
Конечно, она не выдержала и проболталась, как это часто случается с влюбленными женщинами.
– Другая? – хмурясь, переспросил Дэймон. – Ты это знаешь или подозреваешь?
Медленно они шли по тротуару, мокрому после очередного дождя. Анна дрожала в короткой вязаной кофточке, и когда Дэймон набросил ей на плечи свой твидовый пиджак, еще хранящий тепло его тела, испытала необыкновенно сильное чувство, сродни оргазму.
– Кажется, знаю.
– «Кажется, знаю» – это все равно что «подозреваю».
– Скорее знаю, чем подозреваю, – печально улыбнулась Анна.
И рассказала ему о телефонном звонке.
Он пожал плечами.
– Интриги завистников. Наплевать и забыть.
Тогда она упомянула о презервативах, хотя это и бросало тень на ее репутацию благородной леди, ведь благородные леди не шарят по карманам чужих пиджаков, пусть даже это пиджаки любовника.
– Пока мы сидели в пабе? – расхохотался Дэймон. – Мои поздравления, мисс Марпл! Нет, правда. Я не шучу. Ты знала,
