сказал Софии, что я собираюсь встретиться с мамой, но это было ложью. Она бы не узнала, ходил я к ней на самом деле или нет, и все же я здесь.
Моя мать выдыхает сигаретный дым прямо мне в лицо и просто смотрит на меня, не говоря ни слова. Я в секундах от того, чтобы блевать от её грубости.
Во-первых, кто выдувает свой проклятый сигаретный дым кому-то в лицо?
Во-вторых, какая мать просто смотрит на ребенка, которого она родила, целых пять минут, не говоря ни слова? Особенно после того, как она впервые за шестнадцать лет увидела его.
— Твоя сестра в порядке? — наконец спрашивает она, когда её драгоценная сигарета заканчивается.
— Будто тебя это волнует, — отвечаю я.
Возможно, мне следует вести себя повежливее, учитывая, что она моя мать и все такое. Но опять же, мать ли она на самом деле?
Лиз вырастила меня. Ну, мой отец был со мной, но Лиз тоже была там все эти годы. Она всего лишь моя мачеха, и все же она была для меня большей матерью, чем женщина, родившая меня.
— Мне не все равно, Аарон. — Она гасит сигарету в пепельнице, быстро улыбается мне и снова смотрит на меня. — Она моя дочь.
— Только вот вопрос: а действительно ли ты её мать?
— Конечно я её мать. Я вас родила. Я для нее такая же мать, как и для тебя.
Я качаю головой, сжимая губы и удерживая себя от слов, о которых в конечном итоге пожалею.
Я здесь для прикрытия, по крайней мере, так я продолжаю говорить себе. Я не разговаривал с этой женщиной шестнадцать лет, и мне никогда не казалось, что её сильно волнует то, что она не знает, как поживает её сын.
Как бы я не избавлялся от неё в своей жизни, часть меня все же осталась с ней. Во мне всегда была часть надежды. Надежда, что она может вернуться в мою жизнь, извиниться за то, что она сделала, извиниться за свое упрямство, свою гордость. Но извинения так и не пришли, и никогда не придут.
— Лили встречается с твоим другом, не так ли? Я сначала подумала, что он гей, а потом оказалось, что только шатен гей, — говорит Виктория, почти заставляя меня давиться собственной слюной.
Хорошо. Итак, она преследовала меня и группу моих друзей, вау. Это… безумие. Отвратительное безумие.
— Никто из моих друзей не гей. — По крайней мере, я не знаю об этом. Грей не имеет ярлыка, он просто встречается с кем хочет. И я считаю неуважительным навешивать на него ярлык, когда он сам этого не делает.
— Конечно, есть. Я видела его с парнем. Было очень странно это видеть.
— Странно? — Кажется, у меня просто глаза на лоб полезли.
Она кивает.
— Это неестественно.
— О, Господи. Да пошла ты.
Она задыхается.
— Не говори так со своей матерью.
— Тогда не будь гомофобкой.
— Я твоя мать, Аарон, нравится тебе это или нет. Так что относись ко мне с уважением. — Она отмахивается от меня, явно покончив с этой темой. Если бы у меня ещё не было причин презирать её, то сейчас она точно появилась.
Я бы ушел, но у меня ещё остались вопросы. Много вопросов.
Мой отец ответил на все, что мог, но, получив ответы о моей матери от неё самой может дать мне необходимый покой.
— Есть разница между рождением ребенка и материнством. — Я пришел сюда не для того, чтобы критиковать её воспитание. Она дерьмовая мать, и мы все это знаем. — Почему ты никогда не пыталась связаться со мной?
Она пожимает плечами.
— Твой отец не позволил бы мне.
— Бред сивой кобылы[5].
Мой отец делал все возможное, чтобы оставаться на связи с Лили. Он делал все, чтобы я мог поддерживать связь с собственной сестрой. У него была опека над нами обоими. Полная опека надо мной и часть над моей сестрой. По закону он мог видеться с моей сестрой раз в две недели, и все же ему приходилось довольствоваться тем, что он видел её каждое воскресенье всего на пару часов. Все потому, что моей так называемой матери было трудно.
— Я хочу правды.
— Аарон, это правда. Твой отец хотел, чтобы я держалась от тебя подальше, что я и сделала.
— Ты дерьмовая лгунья.
И это правда. Ложь может легко слететь с её языка, но подергивание на её лице говорит совсем не об этом.
— Почему ты не хотела, чтобы я был в твоей жизни?
Она отворачивается от меня, и, честно говоря, я не злюсь на это. Мне не нужны глаза моей биологической матери сейчас, когда она даже не пыталась смотреть на меня, когда я рос.
Внезапно я слышу слабый выдох: она собирается с мыслями.
— Я уверена, ты в курсе, что мы с твоим отцом разделили все пополам после нашей ссоры.
Их развод. Это была не просто «ссора».
— Я в курсе. — И все же, разлучение детей, и обращение с ними как с вещами — это не совсем то, что я бы назвал хорошим воспитанием… со стороны любого из моих родителей. Они должны были понять это. Хотя я знаю, что мой отец изо всех сил старался сохранить обоих детей в своей жизни, в отличие от моей «матери».
— Я не могла дать тебе жизнь, которую ты хотел, Аарон. Вся твоя хоккейная практика и дополнительное время на льду стоили слишком дорого. Однако твой отец мог дать тебе все это. — Она глубоко вздыхает, вытирая слезу, которая даже не собиралась выскальзывать из её глаз. — Ты всегда был хорошим ребенком, но я могла бы сделать гораздо больше с твоей сестрой. Я знала, как обращаться с девушками. Я знала, как позаботиться о ней. А с тобой… ты все равно больше интересовался своим отцом. Я бы не хотела заставлять тебя уходить от него.
Я один заметил, что все вышесказанное не имеет никакого гребаного смысла? Как Лили могла жить с ней? Всю свою жизнь. Я здесь всего час и уже теряю рассудок.
Лили прожила с ней добрых восемнадцать лет. Пока не переехала в общежитие, чтобы выбраться отсюда.
Я наконец понимаю, почему она отчаянно хотела сбежать.
В течение многих лет я подшучивал над сестрой за то, что она жила в общежитии, когда наша мама жила рядом, и она могла легко доехать до школы на автобусе или поехать сама, когда у нее есть машина. Я также мог бы подобрать её и
