– Не знаю, – ответил Сильвер. – Пытаюсь об этом не думать. Я только... кручусь кое-как, как и каждый в Мистпорте. Сразу после эсперной чумы началась сумасшедшая инфляция. Деньги не стоят и половины своей прежней цены.
Все, что я накопил, сгорело. Если не я, то кто-нибудь другой, и ты это знаешь. Я никогда не хотел никому причинять вред, но...
– Да, – перебила Хэйзел. – Но. Всегда это «но», правда? Сильвер шагнул вперед, протянув ей руку. Она схватила ее, и он сморщился от ее грубой, неумолимой силы. Она холодно ему улыбнулась:
– Спектакль не окончен, Джон. Ты видел прошлое и настоящее. А сейчас будет будущее, готовы мы к нему или нет.
Ее рука сжалась сильнее, и Сильвер вскрикнул, когда комната, окружавшая их, растворилась и вместо нее возник хаос. Люди с криками бежали по улицам Мистпорта. Горели дома. Небо было забито идущими на штурмовку грависанями. Сквозь поднимающиеся облака черного дыма били лучи дезинтеграторов. Смерть была повсюду. Боевые машины проламывались через городские стены. Вниз по Осенней реке, мутной от крови и забитой трупами, плыли горящие баржи. И над всем этим стоял крик – нескончаемый крик, в котором не было ничего человеческого. Хэйзел отпустила руку Сильвера, и реальность обрушилась на них вместе с вернувшейся на место комнатой. Сильвер отступил на шаг, дрожа всем телом, весь еще погруженный в мерзкую вонь пролитой крови и горящего мяса, еще слыша ужасный бесконечный крик. Хэйзел стояла и смотрела на него, холодная и неумолимая, как всякий оракул.
– Это будущее, Джон. Твое и мое. И ты помогал ему прийти. Что-то Плохое надвигается на Мистпорт. Что-то Очень Плохое. И скоро оно будет здесь. И вдруг она неожиданно опять стала обычной Хэйзел. Покров силы и величия исчез мгновенно, и она опять опустилась в свое кресло у огня – маленькая, усталая и очень, очень уязвимая. Сильвер медленно двинулся вперед и сел в свое кресло лицом к ней. Его подмывало с криком броситься вон из комнаты, но чтото его не пускало. Он был напуган до смерти, увидев, чем стала она, его старый друг, но не мог дать ей это заметить. Он был нужен ей, он, старый друг и товарищ, и хотя в жизни он много сделал такого, чего даже он сам стыдился, но, черт побери, Джон Сильвер не бросит друга в беде. Они долго сидели в молчании. Единственным звуком в комнате было спокойное потрескивание охваченных огнем поленьев. Казалось, что в комнате очень холодно.
– Что с тобой стряслось, Хэйзел? – спросил наконец Сильвер. – Никогда раньше у тебя таких сил не было.
Хэйзел устало улыбнулась.
– А с тобой что стряслось, Джон? Что стряслось с теми людьми, которыми мы когда-то были?
– Когда мы были молодыми, все было проще, – заметил Сильвер, глядя в огонь, потому что так было проще, чем смотреть на нее. – Ты была наемником, я пиратом, и оба мы верили, что предназначены для большего. Мы стали артистичнейшей группой мошенников. Помнишь, как мы три года вели эту аферу – Ангела Ночи? Хотя моим любимым всегда было последнее надувательство с потерянной Звездной Заставой. Я получал огромное удовольствие, составляя карты. Такие убедительные – просто произведение искусства. Эту аферу мы могли бы гонять до сих пор, кабы не невезение.
– И жадность, – заметила Хэйзел.
– – Это тоже.
– Тогда все было проще. Мы – против них, и мы забирали деньги только у тех, кто был в состоянии их потерять. Простые, невинные дни. Но мы изменились, ушли от этого. Мы не те, кем были. Поменялись наши друзья и компаньоны, и общего у нас осталось только воспоминания и Кровь. И ни то, ни другое уже не утешает меня, как раньше. Можем ли мы сейчас верить друг другу, Джон?
– Должны, – ответил Джон. – Больше никто нам не поверит.
– Оуэн поверит, – возразила Хэйзел. Сильвер заставил себя посмотреть на нее.
– Ты его лучше знаешь. Что он на самом деле собой представляет, этот Дезсталкер?
– Он хороший человек, хотя и не осознает этого. Герой. Настоящий. Отважный, преданный. И слишком честный, черт подери, чтобы ему самому было от этого хорошо. Он закончит тем, что полностью возглавит это Восстание. Не потому, что он этого хочет, а потому, что он лучше всех подходит для этой работы. Он отличный парень, но слишком много есть такого, чего ему не понять. Про такие вещи, как давление, и ответственность, и незащищенность, которые людей послабее, вроде нас с тобой, толкают к Крови, или выпивке, или случайным связям. Ему в жизни никогда не был нужен костыль для опоры. Он просто видит, что правильно, а что нет, и делает то, что правильно, все время ноя и никого этим не обманывая. Хороший человек в плохие времена.
– Ты любишь его? – спросил Сильвер.
– Этого я не говорила.
Сильвер понимал, как нужно поступить. Он приблизил свое лицо к ее лицу. А потом он ее поцеловал. И оба понимали, что это – прощание. И именно в этот момент в комнату вошел Оуэн Дезсталкер и увидел их. Он остановился прямо на пороге, ничего не говоря, а Хэйзел и Сильвер отпрянули друг от друга и вскочили на ноги. Долгое время никто ничего не говорил. Хэйзел глубоко дышала, но не покраснела. Сильвер видел, как рука Оуэна упала на рукоятку меча на боку, видел холод в его глазах, и понимал, что очень близок к смерти. Не потому, что Оуэн ревновал, а потому, что эта еще одна скрытая от него тайна, еще одно предательство могли оказаться последней каплей, переполнившей чашу. А потом глаза Оуэна натолкнулись на фиал с Кровью, стоявший на столе, и все изменилось. Он знал, что это такое и что это значит, и гнев его стал уступать место страшной усталости.
– Значит, вот в чем дело, – сказал он без выражения. – Неудивительно, что наша ментальная связь сдохла – при этой гадости у тебя в голове. И давно ты ее принимаешь, Хэйзел?
– Достаточно.
– Где ты ее достала?
– В городе хэйденов. Мун был очень предупредителен. – В тоне Хэйзел звучал то ли вызов, то ли просьба о понимании, то ли и то, и другое. – Мне это нужно, Оуэн.
– Почему ты не сказала мне раньше?
– Потому что я знала, как ты среагируешь! Ты не понимаешь, какой на мне груз!
– Мы были вместе с самого начала. Через что это ты такое прошла, через что не прошел бы я? Черт побери, Хэйзел, я же завязан на то, как ты здесь, в Мистпорте, сделаешь свою часть работы! Не могу же я один сделать все! И работа у нас тут важная!
– Да знаю я! – Хэйзел свирепо глядела на него, сжимая кулаки. – Ты на меня завязан. Подполье на меня завязано, все это проклятое Восстание на меня завязано! Кому-нибудь приходило на ум, что я могу устать нести такую тяжесть? Не можем мы все быть суперменами, как ты, Оуэн. Не можем мы все быть героями. У тебя в жизни не было ни минуты нерешительности, правда? Ты всегда знал, как должно поступить и что должно сказать. Но мы не можем все быть идеальными!
– Я не идеален, – ответил Оуэн. – Просто делаю свою работу. И от тебя я ждал не большего.
– Ты меня не слушаешь, – сказала Хэйзел. – Ты никогда меня не слушаешь.
– Почему ты никогда не говорила мне про себя и Сильвера?
