потому что идея – не его собственность. Идея существовала и до него. Атомная бомба существовала и до того, как ее разработали и собрали. Она носилась где-то в воздухе. Ждала своего часа. Ее нельзя было не изобрести – и нельзя было не взорвать. И хотя люди высчитали, что взрыв бомбы с 20-процентной вероятностью запустит цепную реакцию, в которой сгорит весь кислород в атмосфере, они просто не могли не попытаться. Одних расчетов было недостаточно. Нужно было вывезти бомбу в пустыню, взорвать ее, и когда ее мощь стала очевидна, еще больше людей охватило новое непреодолимое желание: увидеть, как она разорвется над городом. Хотя бы один взрыв, или два. Тот, кто поглощен идеей, находится по ту сторону добра и зла. Он мыслит уже в другом масштабе. Идея – это неуправляемый голод. Это давно сдерживаемая похоть. Одержимые идеей – самые страшные люди на земле, потому что они готовы идти на риск. Они хотят только посмотреть, что получится, а о том, что будет дальше, не задумываются».
Лавстар, «Идеи»
Лавстар по своей природе не был опасным человеком. Да, он иногда высказывал безумные вещи, но только потому, что они приходили ему в голову, а не потому, что всерьез имел в виду то, что говорил. Он просто хотел посмотреть, что получится.
Лавстар перевел бинокль с ореола вокруг солнца на вертолет Statoil и смотрел, как тот летит, уже избавившись от тяжести церкви, пока он не скрылся за горами. Лавстар вернулся к стеклянному письменному столу и провел по нему линию. Над ней он начал рисовать птицу, но на середине крыла его прервали.
– Пришел ваш биограф, – сообщила секретарша. – Хочет показать вам первую главу книги.
Биографа впустили в кабинет. Это был нелепо одетый молодой человек в круглых очках и потертом твидовом пиджаке.
– Здравствуйте, – сказал он и странно посмотрел на Лавстара. Тот действительно выглядел не очень: он не спал уже несколько недель, а возможно, и не ел, так что кожа висела на нем, как будто была на размер больше. Осознав, что невежливо глазеет, биограф отвернулся к окну, выходившему на долину Экснадаль.
– Потрясающий вид, – заметил он.
– Отлично, – ответил Лавстар. – Смотрите тогда в окно, а не на меня.
– Я начну, – сказал биограф и приступил к чтению.
«Лавстар родился в день, когда человек впервые ступил на Луну. Роды длились девять часов. Когда его мать, Маргрьет Пьетюрсдоухтир, тридцатилетняя фельдшер из Сиглюфьёрдюра, застонала от первых схваток, весь мир следил за тем, как астронавты скачут, будто дети-переростки, на фоне серого безжизненного пейзажа. Через пять часов у нее было раскрытие 7 сантиметров, она тихо всхлипывала от боли, а акушерка тем временем напряженно наблюдала за тем, как астронавты беззвучно возятся с машинами, которые отчего-то не заводились снова. Еще через четыре часа двигатели все так же стояли, а астронавты копошились в лунном модуле, говорили мало и притом одними техническими терминами; когда же кислорода в баллонах осталось лишь на 50 минут, стало ясно, что взлететь уже не удастся. Телекамеры зафиксировали в одном положении, и астронавты, взявшись за руки, ускакали гигантскими прыжками к горизонту. Их походка едва ли соответствовала внутреннему состоянию, но на Луне почему-то можно передвигаться только вприпрыжку. В течение получаса они исчезли за горизонтом; их головы скрылись за его линией, как будто закатились три солнца. И именно в этот момент на Земле показалась макушка Лавстара. Когда лунная экспедиция пропала с экранов, камеры продолжали показывать застывший голый пейзаж. Астронавты еще оставались на телефонной связи, но ничего не говорили, слышалось только их дыхание. Кто-то другой, быть может, и воспользовался бы моментом, чтобы провозгласить всему миру что-нибудь важное, но эти трое просто дышали, все медленнее и медленнее, пока наконец и этот звук не прекратился. И тогда Лавстар впервые наполнил воздухом легкие и завопил что есть мочи.
В течение часа на экранах оставалась одна неподвижная картинка. Целый час серого песка, черного космоса и тишины. В последующие дни телеканалы и американский президент пытались убедить мировую общественность, что это все был розыгрыш, аналог бессмертной «Войны миров» Орсона Уэллса для современного телевидения. В создании подделки вынудили сознаться Стэнли Кубрика. Публику даже пустили в павильон, где ее сняли. Там посетители воочию могли видеть следы на песке, нарисованный на черном заднике восход Земли и неподвижное знамя. «А вот клей, которым пропитали флаг для твердости», – говорили дамы-экскурсоводы и давали туристам понюхать.
Поскольку таких правдоподобных спецэффектов еще никто никогда не видел на экране, в розыгрыш мало кто хотел верить. Тогда Кубрику выдали государственный грант на 10 миллионов долларов, чтобы он снял полнометражный фильм о покорении космоса и доказал: его подделка не была уникальным техническим достижением, можно снять и намного красивее. Когда меньше чем через год состоялась премьера нового фильма, публика уверилась, что и в записи лунной экспедиции присутствовал тот же авторский почерк: бесконечная тишина, тяжелое дыхание, медленная смерть.
Когда впоследствии кто-нибудь интересовался, не собирается ли все же одна из двух мировых сверхдержав добиться настоящей победы в космической гонке до Луны, политики пожимали плечами и отвечали вопросом на вопрос: зачем человечеству зря тратить деньги на то, чтобы добраться до серого безжизненного камня, когда здесь, на Земле, остается еще столько неизведанного. И этот вопрос звучал довольно резонно. Но до сих пор не все смирились с событиями того дня, и некоторые не могут смотреть на Луну, не содрогаясь от мысли о трех астронавтах, которые упокоились там, в вышине, в каком-нибудь сером вулканическом кратере. И мало кто знает, что в этот день родился Лавстар. Человек, который изменил мир больше, чем любая космическая экспедиция. Человек, превративший мертвый космос в высшую точку жизни с помощью великой инициативы LoveDeath. Человек, который нашел любовь – и не только для себя, но для всего мира. Человек, который в памяти людей навсегда будет связан с любовью и смертью…»
– Ну как вам? – спросил биограф и обернулся через плечо, стараясь при этом не смотреть Лавстару прямо в лицо.
Лавстар взял страницу и прочел одно предложение вслух:
– «И мало кто знает, что в этот день родился Лавстар». Это что-то новенькое. Я и сам не знал, что, оказывается, родился в этот день.
Биограф слегка покраснел и откашлялся:
– Мне показалось, что лучше будет, если мы свяжем вас с каким-нибудь знаменательным событием.
– Вам недостаточно таких событий в моей жизни?
– В вашем детстве их не было.
– Но разве это не штамп? Родился в знаменательный день? Вы
