и думает. Ну, разнесу я ему тут всё, а дальше что? Как злодея извести? И надумала…
День, вечер, ночь прошли, утро наступило, вышел колдун из комнаты своей, и пошёл искать Василису. Вычитал он в книге, как заговор сделать на то, чтобы человек стал как кукла безвольная, послушная. Ещё немного и сделает он ее своею. Но решил Кощей схитрить. Не будет он обряд венчальный проводить, тогда и не окаменеет Василиса, и все ее тепло будет только ему принадлежать.
Вышел он из прохода темного и ужаснулся. Руины. Да она же от замка камня на камне не оставила. По полу пройти нельзя, одни осколки, черепки, да щепки валяются. Но даже не это поразило Кощея. В замке кипела жизнь, то тут, то там бегали ежи и зайцы, под потолком летали птицы и светлячки, везде в каминах огонь полыхал, свечи горели. А когда он в тронную залу вошел, то встал, как вкопанный. Из самого большого окна, которое раньше было магическим черным стеклом выложено, лился свет солнечный, дул ветер теплый живой.
По щекам чародея слезы покатились, не видывал он света белого, солнечного лет двести. Пылинки сверкали в лучах, а по стенам и потолку сверкали солнечные зайчики. Лучи падали на черные осколки, и отражаясь от них, освещали зал ярким светом. Зажмурился кощей, прижал руку в груди, а в ней сердце холодное и мертвое стучало жизнью живой. Ветер трепал черные волосы, согревая еще по-летнему сентябрьским дуновением. Как смогла снять Василиса заклятье, не окаменев? Как всего за несколько дней, его мир снова красками заиграл и в нем светло стало?
И тут он услышал песню девичью. Голосок тонкий да звонкий разносил по дворцу звуки, которых давно Кощей не слышал. Такая тоска сердце сжала, так сердце заныло. Пошел он на голос Василисы. И чем дольше шел, тем сильнее диву давался, чертоги свои не узнавал. Да, везде был погром, но свет бил отовсюду, везде стояли цветы в вазах и чашах, гомон птичий стоял, что казалось, что он в лесу идет. Осторожно, чтобы не спугнуть девушку, он обходил осколки, куски мебели, подходя все ближе и ближе к большому залу, откуда доносилась песня. И стоило ее увидеть, дух у него захватило. Стояла Василиса в самом центе зала, а вокруг нее солнечные лучи хороводы водили. Волосы светились золотом и, словно, сияла девушка. Стан ровный, руки плавные, плечи тонкие, талия осиная все в ней глаз радовало. А она кружилась в танце на свету солнечном и пела.
Солнце ясное мое, свети!
И лучи твои пусть греют теплом,
Пусть не встретят черных окон они на пути,
Пусть согреют постылый дом.
Я огонь разожгу в печах,
Да цветами украшу углы,
Что бы старый Кощей зачах,
И сбежал в подвалы свои…
Услышал он лишь окончание песни и девушка смолкла. Только спустя время он осознал, что она увидела его и смотрит во все глаза.
– Что? Пришел, пень трухлявый! Смотрю, мало я тебя побила, надо было так поколотить, чтобы ты неделю с того места не встал.
Она уперла руки в бока и с вызовом глядит на него. Потом руками развела и говорит ему елейным голосочком.
– А я тут, как видишь, порядки навела. Да и это не все еще. Руки у меня из плеч растут, да и бабушка меня многому научила, я тебе еще много чего показать могу.
А Кощей в себя пришел, подобрался весь. Пока она на него не кинулась, решил прямо сейчас заклятье на нее наложить.
Поднял руки высоко над собой, собрал тьму из углов, собралась она в шар над его головою, заискрилась черными искрами, в шаре том, чернота густая.
–Тьмою повелеваю, мрак нагоняю, чарую, волю забираю. – Опустил руки колдун и шар к Василисе полетел, окутал ее, скрыл туманом черным.
Да только не боялась Василиса чародея темного больше. И магия страшная стала искриться и таять на глазах, а потом и вовсе осыпалась пеплом вниз, словно и не было ничего. Закричал Кощей не своим голосом, зарычал как зверь, и давай в Василису заклятия, одно за одним, накладывать, насылать. Да сколько не бился он, сколько не бушевал, не властен он над ней больше, смерти девушка не боялась, терять ей нечего было, поэтому и не сработали заклинания на ней. И как только она поняла это, засмеялась смехом звонким.
– Что? Нет силы у тебя на меня, нет управы! Вольна я теперь, уйти отсюда куда угодно могу, и ничего сделать ты мне не сможешь! И не найдешь вовек. Да вот только, решила я тебя со свету сжить. Сам не рад будешь, что я в твоем замке поселилась. Я тебе такое устрою, что ты волком у меня выть начнешь. Костры жечь буду, камня на камне не оставлю от хором твоих, забудешь ты у меня что такое тишина и покой. А коли силой захочешь меня взять или боль причинить, так я тебя ночью темной найду и сковородою так отхожу, что с места не встанешь. – Василиса двинулась к Кощею, на лице ее улыбка сверкала. Встала к нему близко-близко и пальцем в грудь тычет. – А коли сбежать захочешь, я из-под земли тебя достану. – И пошла прочь легким шагом и столько силы в ней было, что Кощею с ней тягаться никак нельзя было.
День за днем проходили недели и месяцы. И Кощей выл, как волк, от бессилия. Как и обещала Василиса, не давала покоя ему. Жгла костры прямо в замке, вела живность прямо в хоромы. Песни голосила, стучала, гремела, наговоры шептала. Замок сиял и днем и ночью. Все окна выбила Василиса, все черные занавески слетели. Днем солнце лучилось, ночью светлячки, огни в каминах и луна серебристым светом стены заливала. Покою не было и в сердце его, билось оно теперь, болело по Василисе. Жизнь просыпалась в замке и в нем самом. Забросил он книгу черную. Тоскою изнывал, а она мстила, за родных мужа своего мертвого, мстила, как умела, шумом, разбоем мелким, пакостила во всем. То мышей в обувь напустит, то масло разольет по полу. Сначала Кощей пытался в хоромах порядок навести, но магия его слабела, а убирать руками побоище было делом нелегким.
Менялся и облик кощеев. На свету солнечном кожа разгладилась, порозовела, чернота под глазами проходить начала, глаза уже не краснотой горели, а карим теплом лучились. Сердце стучало в груди, как бешеное, грело, билось, как птица в клетке.
Однажды ночью он
