и на этом успокоиться; мы же пытаемся выгнать обычных крыс для того, чтобы потом спокойно заняться двуногими крысами.
Среди тех, кто разочаруется и отбрасывает ту формальную ерунду, которую им дали в школе, редкому человеку удаётся вырасти в эффективного организатора.
Одной из причин является то, что, на словах отвергая прошлую подготовку, они остаются с неосознанным внутренним блоком на полное избавление от плодов выкинутых на курсы денег и тех двух-трёх лет, что они потратили на эту учёбу.
Все эти годы я постоянно пытался отыскать, в чём причина наших неудач и периодических успехов в подготовке организаторов.
Изучались и изучаются наши методы преподавания, методы других, наша личная компетентность в области преподавания и импровизированные новые подходы к преподаванию; наша самокритика гораздо более строга, чем критика наших самых ярых противников.
Всех нас есть, за что критиковать. Я знаю, что, работая на местах организатором, я с безграничным терпением общаюсь с местными жителями и слушаю их.
У любого организатора должно быть это терпение.
Но среди моих недостатков есть и то, что на преподавательской работе в учебном институте или на конференциях я превращаюсь в интеллектуального сноба с несмышлёными, ограниченными студентами, нетерпеливого, скучающего и непростительно грубого.
У меня есть импровизированные подходы к обучению.
Например, зная, что люди могут общаться и понимать вещи только в рамках своего опыта, нам нужно было создать для учеников этот опыт.
Большинство людей не создают большого запаса опыта.
Большинство людей проживают жизнь в череде событий, которые проходят через их систему не переваренными. Случайности становятся опытом, когда они перевариваются, когда они осмысливаются, соотносятся с общими закономерностями и синтезируются.
Не просто так есть избитая фраза: «Мы учимся через опыт».
Нашей работой было обратно забросить эти случайности назад в систему к студенту, чтобы он мог переварить их в опыт.
Во время семинаров я говорил: «Жить — значит ожидать неожиданного. То, о чём ты беспокоишься, происходит редко.
Нечто новое и неожиданное обычно приходит как по часам.
Вы все киваете, будто понимаете меня, но это не так. Для вас мои слова — лишь слова.
Я хочу, чтобы вы пошли и забились в свои норки, а потом подумали часа четыре.
Попробуйте вспомнить всё, что не давало вам покоя последние несколько лет, и сбылось ли оно, и что тогда случилось, — тогда мы это обсудим».
На следующем занятии студенты реагировали взволнованно: «Эй, а вы правы.
Лишь одна из восьми моих больших забот вообще случилась, — да и тогда это было не так, как я думал об этом. Я понимаю, что вы хотели сказать».
И они понимали.
Пусть я и близко не подобрался к тому успеху в образовании организаторов, на который питал надежды, это было хорошим образованием для меня и моих соратников.
Мы постоянно исследовали сами себя.
Во-первых, мы узнали, какими качествами обладает идеальный организатор, а во-вторых, столкнулись с основным вопросом: можно ли достичь этих качеств через обучение или воспитание.
Область опыта и коммуникации для организатора фундаментальна.
Наладить коммуникацию с аудиторией организатор можно лишь там, где у них есть опыт; иначе о разговоре не идёт речи.
Организатор находится в вечном поиске паттернов, универсалий и смыслов, постоянно накапливает массив опыта.
С помощью воображения он постоянно вмешивается в чужие события, отождествляет себя с ними, извлекает их в свою собственную психическую пищеварительную систему и тем самым накапливает всё больший опыт.
Для коммуникации важно знать, какой у них был опыт.
Так как связь возможна исключительно через опыт адресата, не сложно понять, что организатор начинает копить необычайно крупный массив опыта.
Он выучивает местные легенды, анекдоты, ценности, поговорки.
Он прислушивается к беседам ни о чём.
Он воздерживается от чуждой местной культуре риторики: он знает, что такие избитые слова, как «белый расист», «фашистская свинья», «ублюдок», настолько избиты, что их употребление уже входит в негативный опыт местных жителей, служит лишь для идентификации говорящего как «одного из этих психов» и для прекращения дальнейшего общения.
И всё же организатору не стоит специально играть на публику. Он должен быть собой.
Помню первую встречу с выходцами из мексиканских американцев, лидеров испаноговорящего района, где мне подали особый мексиканский ужин.
На половине я отложил нож и вилку и сказал: «Боже! Вы это едите по своему желанию или по принуждению?
По-моему, вкус не лучше, чем у той еврейской кошерной гадости, которую я ел в детстве!»
Сначала был немой шок, а дальше все разом загалдели.
Барьеры в общении вдруг стали падать, все принялись говорить и смеяться.
Они настолько привыкли к «англичанам», которые восторгались красотой мексиканской кухни, хотя знали, что она встаёт им поперёк горла, к «англичанам», которые заучивали по нескольку испанских фраз с неизбежным hasta la vista, что для них это был свежий, честный опыт.
Тот случай стал для многих легендой, и можно услышать от них что-то в духе: «Для него в этом столько же пользы, сколько в Алинском для мексиканской еды».
Часть мексиканских американцев за столом призналась, что некоторые блюда они ели, только когда хотели показать «англичанам».
Так же кривят душой белые, когда им подают некоторые блюда из кухни чёрных, так называемой «соул фуд».
Конечно, есть разница между честностью и грубым непочтением к чужим традициям.
Организатор будет гораздо меньше ошибаться, оставаясь самим собой, чем применяя «профессиональные приёмы», когда люди действительно понимают в чём-то больше. Быть честным с людьми значит уважать их, как в эпизоде с мексиканским ужином; к ним относятся как к людям, а не как к подопытным крысам, которых подвергают техническому воздействию в лаборатории. Очень важно, чтобы этот поступок был понят в контексте.
Перед отпущенным мной тогда замечанием был ещё тёплый личный разговор о проблемах людей.
Они знали, что я не только хочу помочь им в их тяжёлом положении, но что они нравятся мне как люди.
Я чувствовал их дружеский ответ, и мы были с ними вместе. Именно при всех этих обстоятельствах я позволил себе то, что могло бы быть грубостью.
Среди качеств, которые мы пытались развить в организаторах за годы попыток обучить их, были и такие, которым, по всей вероятности, невозможно научить.
Или они были у них, или они получали их каким-то чудом, свыше или снизу.
Другие их качества могли быть у них в виде задатков, которые можно развить.
Иногда развитие одного качества неожиданно влекло за собой другие.
Я научился сверяться со списком и выявлять отрицательные стороны; а если не удавалось развить это качество, то,
