Как бы то ни было, совещание закончилось более чем успешно. Высокие договаривающиеся стороны пришли к выводу, что во всех крепостях и артиллерийских бригадах в дополнение к имеющимся пушечным и мортирным батареям надобно иметь по две пулеметные. Окончательное решение конечно же зависело от государя императора, но в том, что оно будет положительным, никто не сомневался.
– А сколько у нас бригад? – озадачился внимательно слушавший вердикт Будищев.
– Пятьдесят одна, – также тихо ответил ему Барановский.
– А крепостей?
– Более шестидесяти.
– Так это значит, – едва не задохнулся Дмитрий, подсчитав в уме планирующийся объем заказов. – Больше полутора тысяч пулеметов, плюс ленты, короба, станки, машинки для снаряжения лент… Три ляма минимум!
– Три с половиной, – кивнул компаньон. – И полмиллиона из них ваши!
* * *
Несмотря на то, что всю ночь шел снег, утро выдалось просто восхитительным. Небо совершенно очистилось и просто поражало своей хрустальной синевой. Не успевший испачкаться от дыма многочисленных печей снежок искрился под лучами встающего солнышка и приятно поскрипывал под ногами. Впрочем, простым людям некогда любоваться красотами. Дворникам надо убрать столь некстати появившиеся сугробы, мальчикам из лавок доставить клиентам продукты, прочим просто добраться до места работы.
Но то простым, а вот, к примеру, Люсии Штиглиц можно было и поспать. Окна в ее маленькой по меркам особняка придворного банкира спаленке были плотно завешаны плотными портьерами, отчего в ней царил полумрак. Застеленная тончайшим бельем кровать была мягкой, а предутренний сон так сладок, что не было ни малейшей возможности открыть глаза, но… к ней уже кралось ужасное чудовище.
Острое обоняние помогало ему ориентироваться в окружающей темноте. Мягкие персидские ковры гасили звук ступающих по ним лап, а непревзойденный слух ясно указывал, где сопит потенциальная жертва.
Клац! – острые клыки сомкнулись на одеяле и потащили его в сторону, раскрывая мирно спящую барышню. Почувствовав холод, та попыталась схватиться за край стремительно исчезавшего полотна, но не тут-то было! Сообразив, что жертва сопротивляется, коварная зверюга удвоила усилия, и одеяло с легким шелестом оказалось на полу.
– Сердар! – простонала девушка. – Как тебе не стыдно!
– Вав, – отвечал ей изрядно подросший щенок, на морде которого не имелось ни малейших признаков раскаяния.
– Ну отчего бы тебе сегодня не дать мне хоть немножечко поспать?
Если бы среднеазиатские алабаи могли пожимать плечами, он, вероятно, так бы и сделал, но поскольку это было за пределами возможностей собачьей породы, да и утро с его точки зрения ничем не отличалось от прочих, поэтому он просто сказал:
– Вав!
– Я знаю, тебе хочется гулять, но почему же ты не можешь сделать это с дворником или камердинером?
– Вав, – последовал ответ, а все, что не смог передать несовершенный голосовой аппарат пса, ярко выразила мимика.
Да-да, не удивляйтесь, на морде Сердара было столь явно написано обожание любимой хозяйки и презрение к лицам, только что ею перечисленным, что Люсия не выдержала и засмеялась.
Погладив щенка, девушка легко поднялась и, подойдя к окну, дернула за шнур. Тяжелая портьера неохотно сдвинулась, и в спальню хлынули потоки утреннего света. Обернувшись к зеркалу, Люсия окинула себя таким требовательным взглядом, каким могут смотреть только юные девицы, способные углядеть любой несуществующий недостаток в своем теле, лице или прическе.
Но положа руку на сердце, можно констатировать, что у юной баронессы не имелось ни малейшего изъяна. Будучи от природы худощавой и гибкой, она обладала весьма пропорциональной и женственной фигурой, достоинства которой нисколько не скрывала тонкая рубашка. Точеным чертам лица могли позавидовать модели Праксителя, а гладкая и свежая кожа придавала своей хозяйке прелесть совершенно неизъяснимую. Разве что волосы после сна немного разлохматились, но это было легко поправить.
– А в самом деле, почему бы нам не погулять? – спросила сама себя довольная осмотром барышня. – Утро-то совершенно чудесное!
– Вав, – отозвался Сердар, всем своим видом показывая, что только об этом и толкует ей битых полчаса.
Увы, собраться девице из высшего общества вовсе не так просто, как их сверстницам из низких сословий. Надобно умыться, одеться, привести себя в порядок, а одной это сделать несколько затруднительно. К счастью, есть прислуга.
В чем в Питере нет недостатка, так это в молодых и не очень людях, желающих наняться в услужение к хорошим хозяевам. Русские, чухонцы, немцы, французы, поляки и представители еще бог знает каких наций жаждут жить в господском доме и выполнять все прихоти своих господ. И дело даже не в жалованье, которое относительно невелико. Нет, их прельщает возможность жить на всем готовом, носить богатое, пусть и форменное платье, какое они в ином случае никогда не смогли бы себе позволить, хорошо питаться с барского стола и не знать тяжелой изнурительной работы.
Прежде у Люсии не было личной горничной. Старая няня ее давно умерла, а в институте благородных девиц отдельная прислуга не полагалась. Когда же барышня добровольно вступила в Красный Крест и отправилась на войну, об этом не могло быть и речи. Все приходилось делать самой, иногда деля тяготы походной жизни вместе с другими сестрами милосердия. Но теперь, когда она вернулась, отец озаботился, и в их доме появилась Маша – смешливая миловидная девушка родом из деревни рядом с Питером, издавна поставлявшей в столицу свежее молоко, зелень и прислугу.
– Ой, барышня, – зевнула Маша, берясь за гребень, – и охота вам вставать в эдакую рань?
– Надо Сердарчика выгулять, – благожелательно улыбнулась Люсия.
– Вот аспид, – всплеснула руками горничная, – никому от него в доме житья нет!
Услышав нелестную характеристику, алабай весьма выразительно посмотрел на девушку, отчего та немного струхнула.
– Он хороший пес, – мягко возразила ей хозяйка, поглаживая своего любимца.
– Конечно, хороший, – охотно согласилась та. – Особливо когда спит зубами к стенке. Вот тогда мимо него даже без палки пройти можно!
Надо сказать, что в словах девушки была определенная доля истины. Сердар, несмотря на молодость, действительно, обладал своенравным характером и всегда был готов его продемонстрировать. Быстро уяснив, кто есть кто, пес решил, что Люсию он по-прежнему обожает, к хорошо знакомому ему Людвигу относится с симпатией, старого барона уважает, а прочих только терпит. И только до тех пор, пока они не вторгаются в его личное пространство. А личное пространство, само собой, разумеется, включало весь особняк Штиглицев и прилегающую к нему территорию.
– Фриштыкать-то будете? – поинтересовалась девушка, покончив с прической[20].
