вызывали жар во всём теле. Я снова слегка вздрогнула, когда дорожка поцелуев пошла выше.
— Герман.
— Мм?
Я не смогла ничего сказать. Потому что не могла. Голова слегка кружилась от нахлынувших ощущений, меня никогда так бережно не целовали. Это вызывало трепет и дико возбуждало, с каждым поглаживанием и поцелуем меня вело от этих горячих ощущений всё больше.
Сорочка была уже неприлично задрана, и внимания удостоилась вторая ножка, к поцелуям и нежным поглаживаниям был добавлен лёгкий укус. Я слегка вздрогнула, но возбуждение от этого действия стало ещё сильнее. Герман остановил свои поцелуи у границы ночной рубашки, которая уже была у самых бёдер. Он нависал надо мной, глядя то в глаза, то на скомканую ткань на животе.
— Ты такая…
Он наклонился ко мне и поцеловал нежную кожу за ушком.
— Какая?
Дыхание Германа опалило чувствительную мочку ушка.
— Ты очень красивая, когда ревнуешь.
Я не видела его, но знала, что он улыбается. Горячие губы перешли дальше на кожу шеи. Я почувствовала, как всё тело напряглось. Грубая ткань рубашки начала причинять дискомфорт груди. Я неожиданно для себя простонала при очередном горячем поцелуе, оставившем влажный след на шее. Герман вздрогнул и навалился на меня сильнее. Теперь он был запредельно близко, стоя между моими разведенными ногами и сильно сжимая меня в объятиях. Он уже потянул рубашку наверх, но остановился. И слегка сдвинул ткань моих влажных трусиков, я выгнулась ему навстречу. Здравый смысл напоминал, что я не хочу замуж. Буквально назойливо жужжал мне это в ухо. Но я была слишком расслабленна, чтобы думать. Пальцы Германа затронули чувствительную влажную кожу интимного местечка, и с губ сорвался ещё один стон.
Герман слегка отстранился. Я, всё ещё обнимая его, не поняла почему.
— Прости, но не сегодня.
Я сначала даже не поняла смысл его слов. Дошло до меня медленно, когда поняла, я отстранилась сама. Судорожно поправляя на себе одежду, я покраснела до кончиков ушей.
Горыныч никуда не делся, продолжая стоять между моих ног, придерживая меня за бедра и лишая возможности сбежать. Мне только и оставалось, что отчаянно краснеть, прятать глаза, пытаясь подавить раздражение от ситуации.
— Понятно…
Мой ответ его не устроил, и он взял меня за подбородок, заставляя смотреть ему в глаза.
— Послушай, ты сейчас очень слаба, наша близость может тебе повредить. — Стал уверять он меня.
Но неудовлетворение вызывало во мне только агрессию.
— Конечно, ты можешь всегда сходить к Ширли, я не против.
Я сама удивилась таким обидным словам, но Герман и тут удивил, он отпустил мой подбородок.
— Ты знала, что ты сладкая и пахнешь так же сладко, как дурманящая трава? — Сказал он и провёл языком по пальцам, которыми меня касался.
— Не думаю, что пойти к другой женщине, имея рядом тебя — это разумно. — Сказал он, усмехаясь.
— А драконы, знаешь ли, очень разумные и своим золотом никогда не делятся и не меняют его на дешёвый металл. — Он говорил, а мне чудилась лёгкая угроза в этом.
— Ты можешь обижаться, маленькая Яга, но поверь, мне сейчас не легче. — Сказал он и прижил мою ладонь к своему паху.
Даже через плотную ткань брюк я почувствовала его возбуждение и смутилась, но руку не убрала, а наоборот слегка сжала и погладила через ткань. Мужчина замер и шумно выдохнул.
— Собина, не нужно, я не железный. — Сказал он, очевидно, еле сдерживаясь. Его выдавала дрожь по телу и то, как он подался вперёд на мою нехитрую ласку.
— Зачем ты меня тогда дразнишь? — Спросила его я, так и не убрав руку..
Голос мужчины стал значительно ниже, он совладал с дрожью в теле и все-таки ответил.
— Я не планировал, что…
— Что я соглашусь?
И встретившись с ним взглядом, я поняла, что поцелуями и массажем змей меня просто снова решил подразнить. Представляю, как он удивился, когда получилось не так, как он ожидал. Осознание того, что я чуть не отдалась ему в больничной палате, вызвало дикий стыд. А ещё я вспомнила навязчивый голос разума, который на самом деле был голосом портрета. И устыдилась ещё больше. Герман медленно отошёл от меня и сел на стул.
— Прости, тебе сейчас нельзя ничего такого. — Сказал он, и неловкое молчание повисло между нами.
Я рассматривала его, слегка взъерошенного и нервного, то и дело меняющего позу и поправляющего брюки, и думала о том, что всё же этот чешуйчатый меня волнует.
И эта мысль смущала сильнее, чем то, что только что могло произойти между нами.
— Мне пора, я ещё зайду. — Сказал он и ушёл, оставив меня одну.
Я сразу завалилась в кровать, чуть не сбив уже остывший завтрак с тумбочки. Немного полежала в тишине, пока кое-кто вежливо не покашлял рядом.
— Ну что опять?
— Я не смотрел. — Поспешил оправдаться старик.
— Вернее, смотрел, но не всё.
— Заткнись.
Он и правда умолк, давая мне какое-то время на передышку.
— Но мой племянник хорош, прям как я в молодости!
— Племянник?! — Я чуть не подавилась воздухом.
— У вас же разные фамилии.
— Конечно, его отец женился на моей сестре, фамилия же не по женской линии, деревня ты.
— Не надо мне разъяснять.
Я ещё раз посмотрела на портрет.
— А вы для дяди не староваты?
— Деревенщина ты всё-таки, в таком виде я умер и вообще-то я не стар, а ещё в самом рассвете мужских сил. Или ты меришь возраст человеческими летами?
Я закашлялась.
— Ну, тогда не завидую моему племяннику. — Сказал он и замолчал.
Глава 12
Портрет остался молчать, а я понемногу приходила в себя. Даже покушала. Не люблю молочную кашу, особенно с комочками. Но кушать очень хотелось, и желудок своим урчанием говорил о том, что съест сейчас что угодно. Поэтому всё быстро глотала, особо
