даже вскрикнула, почувствовав на себе его тяжесть. Как же это…
— Прости, — прохрипел Рома, приподнимаясь на локтях.
— Куда?! — она вцепилась в его шею крепче, умудрилась выпростать из-под Ромы ногу и обвила его бедро. — Куда?!
Он замер. С его лицом снова что-то случилось. Оно как-то совсем переменилось вдруг. И из знакомых черт сложилось что-то иное. И на нее теперь смотрел знакомый незнакомец — тяжелый мужской взгляд серо-зеленых глаз, вспухшие яркие губы.
— Мрыся…
Рома снова ее поцеловал. Но это был уже другой поцелуй. Еще более… сладкий. Головокружительный. Но теперь голова могла сколько угодно кружиться — Марфа лежала. Ее целовали. И она так остро чувствовала все.
Все.
Его губы на своих, его язык в своем рту, его вес на себе. Его горячую тяжесть. Его твердость, от которой у нее самой нагревалось и таяло что-то внутри. Прямо напротив того места, где ощущалась его жаркая каменность.
И даже этого становится мало. Она так долго об этом мечтала. Ей нужно все, сейчас, сию секунду, немедленно!
Ладонь Марфы пробралась сначала за ворот его лонгслива, пальцы ощутили теплую упругую кожу начала спины, но этого мало! А дальше длины руки уже не хватает. И руки Мары перебрались под лонгслив, но уже на поясницу. Рома вздрогнул, Марфа почувствовала, как напряглись двумя валами под ее ладонями мышцы спины. И двинула руками вверх.
Какой же ты шикарный наощупь, Ромочка…
— Мрыська… — простонал он ей на ухо. А потом снова приподнялся на руках, но в этот раз Марфа его за это ругать не стала. А быстро и сосредоточенно стащила с него футболку.
Боже мой. Ромочка, какой же ты без одежды красивый, все-таки… Еще красивее стал.
Во-первых, волосами оброс не только в паху — на груди тоже. Во-вторых, оброс не только волосами, но и мышцами. Раскачался или само так — Марфе сейчас об этом не думалось. У нее в голове мутилось, когда она смотрела на все это великолепие в прямой и непосредственной близости — широченные плечи, вздувшиеся буграми руки, выпуклую грудь, покрытую темными густыми волосами. Хотелось это все трогать, целовать, что-нибудь еще… Но вместо этого Марфа просто ткнулась губами куда-то ему под ключицу и дышала. Как же ты пахнешь, Ромочка…
Она все еще дышала им, когда Ромкины ладони скользнули ей под спину. Безропотно прогнулась, позволяя Роме избавить ее от футболки. И зажмурилось под его еще больше потемневшим взглядом.
А дальше все понеслось совсем вскачь. Куда-то исчезли его джинсы и ее домашние трикотажные штаны. И белье тоже куда-то растворилась.
Марфа жалобно всхлипывала, выгибалась и терлась о Рому. Он что-то невнятно рыкнул, рывком разводя ей колени. Она почувствовала его пальцы там, между. Всхлипнула совсем громко. Не пальцы, Рома, нет, другое!
И он резким и глубоким движением дал ей это другое.
Волна неконтролируемой дрожи пронеслась по ее телу. Вся кожа покрылась колючими мурашками — холодными и одновременно горячими.
— Мрыся… — ожег он ей ухо хриплым выдохом. — Мрысечка…
Она обхватила его ногами за талию, руками за шею. Не надо сейчас говорить, Ромка, я тебя умоляю.
— Двигайся. Двигайся, пожалуйста.
Какой же ты послушный, мой мальчик…
Сильный глубокий выпад. Еще один. Чередой. Да-да, прости. Я поняла. Не мальчик. Ты просто…
Ой.
Марфа думала, что знает свое тело. Ну к тридцати-то годам можно узнать, где у тебя чего. А вот сейчас Ромка ей проводил экскурсию по ее собственному телу. И показывал, и рассказывал — где у нее чего.
Впрочем, экскурсия быстро сбилась в одно-единственное место. Марфе казалось, что у нее в теле просто нет других мест. И все ощущения там. Все концентрируются и концентрируются. Плотно, сверхплотно. Его движения, размашистые, наполненные, глубокие, резкие, быстрые — словно все наматывают и наматывают что-то и куда-то. А там уже нет места, там уже все так горячо и тяжело. И его движения уже почти болезненные, и хочется что-то сказать, но слов нет. И даже подумать страшно, что он остановится, оставит ее вот так. Но и дальше просто нельзя. Я уже не могу, Ромка, ты слышишь, не могу!
Марфа не знала, как он ее мог услышать. Услышал ли. И что вообще произошло. Просто словно вдруг в абсолютной темноте зажгли свет. Сначала крошечная икра, но она разгорается все сильнее и сильнее. И стремительно заливает светом все.
Марфу заливало, затапливало чем-то, чему она не знала названия. Ее почти вынесло. Но она все равно слышала, словно со стороны, как кричит. Как хрипло и надсадно стонет Рома, содрогаясь всем телом. И как этим же телом, как большим теплым тяжелым одеялом, после укрывает ее.
Она еще дрожит под ним. Он еще слегка пульсирует в ней. Они оба тяжело дышат.
И тишина вокруг.
Которая взрывается громким вопросом, заданным из-за двери.
— Вы закончили?
Глава 6. Лучший выход — напролом
Никогда в жизни Марфа не испытывала такого ужаса, как в этот момент. Когда она, обнаженная, лежала под Ромой. А из-за двери раздавался голос мужа. В этот миг ей хотелось умереть. Просто исчезнуть.
Господи, какой ужас. Какой позор…
Она не могла шевельнуться. А вот Рома действовал оперативно. Он встал, первым делом укрыл Марфу половиной покрывала, а потом принялся быстро одеваться. А она продолжала лежать на кровати, словно парализованная.
— Из комнаты не выходить, — Рома стоял у кровати, уже полностью одетый. — Пока я не вернусь — с места не сходи, поняла меня, Мрыся? — Она через силу кивнула. — Впрочем, — Рома дернул щекой. — Одеться, наверное, стоит. Но из комнаты — ни ногой!
Она, повернув голову, смотрела, как Рома выходит из спальни. Сначала было тихо, слышались только его шаги по лестнице. Марфа вдруг запоздало сообразила, что голос Клауса звучал так громко, потому что он говорил громко, почти кричал. И стоял явно не под дверью. А спрашивал откуда-то с середины лестницы. А, может быть даже, с первого этажа.
Будто от этого легче… Так, надо одеться.
С кровати Марфа вставала тяжело, словно разом прибавив себе минимум двадцать лет возраста, как разбитая болезнями старуха. Оглядела себя — и зажмурилась от стыда. Ее тело несло отпечаток недавней близости — грудь в красных пятнах от Ромкиной щетины, между бедер липко. Она вспомнила свой крик, Ромкин стон. И все это слышал Клаус. Господи…
Она обессиленно опустилась на кровать, и в это время снизу раздались громкие мужские голоса. Марфа снова подскочила. Там Рома и Клаус. И голоса становятся все громче. А если… если они драться
